Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник). Осип Мандельштам

      Был старик, застенчивый, как мальчик,

      Неуклюжий, робкий патриарх…

      Кто за честь природы фехтовальщик?

      Ну конечно, пламенный Ламарк.

      Если всё живое лишь помарка

      За короткий выморочный день,

      На подвижной лестнице Ламарка

      Я займу последнюю ступень.

      К кольчецам спущусь и к усоногим,

      Прошуршав средь ящериц и змей,

      По упругим сходням, по излогам

      Сокращусь, исчезну, как Протей.

      Роговую мантию надену,

      От горячей крови откажусь,

      Обрасту присосками и в пену

      Океана завитком вопьюсь.

      Мы прошли разряды насекомых

      С наливными рюмочками глаз.

      Он сказал: природа вся в разломах,

      Зренья нет – ты зришь в последний раз.

      Он сказал: довольно полнозвучья,

      Ты напрасно Моцарта любил,

      Наступает глухота паучья,

      Здесь провал сильнее наших сил.

      И от нас природа отступила

      Так, как будто мы ей не нужны,

      И продольный мозг она вложила,

      Словно шпагу, в темные ножны.

      И подъемный мост она забыла,

      Опоздала опустить для тех,

      У кого зеленая могила,

      Красное дыханье, гибкий смех…

      Когда в далекую Корею

      Катился русский золотой,

      Я убегал в оранжерею,

      Держа ириску за щекой.

      Была пора смешливой бульбы

      И щитовидной железы,

      Была пора Тараса Бульбы

      И наступающей грозы.

      Самоуправство, своевольство,

      Поход троянского коня,

      А над поленницей посольство

      Эфира, солнца и огня.

      Был от поленьев воздух жирен,

      Как гусеница на дворе,

      И Петропавловску-Цусиме –

      «Ура» на дровяной горе…

      К царевичу младому Хлору –

      И – Господи, благослови! –

      Как мы в высоких голенищах

      За хлороформом в гору шли.

      Я пережил того подростка,

      И широка моя стезя,

      Другие сны, другие гнезда,

      Но не разбойничать нельзя.

      О, как мы любим лицемерить

      И забываем без труда

      То, что мы в детстве ближе к смерти,

      Чем в наши зрелые года.

      Еще обиду тянет с блюдца

      Невыспавшееся дитя,

      А мне уж не на кого дуться,

      И я один на всех путях.

      Линяет зверь, играет рыба

      В глубоком