Пушки острова Наварон. Алистер Маклин
не слышу, шеф. Да оно и не тонет вовсе.
С этими словами американец вновь пропал в носовой каюте.
Спустя полминуты на карнизе оказался и остальной груз. Корма каика погрузилась, вода устремилась в дизельный отсек. Кейси Браун полез по веревке, следом за ним Миллер. Андреа вцепился в веревку последним. Ноги его болтались в воздухе. Судно исчезло в волнах.
Ширина карниза не превышала девяноста сантиметров. И что еще хуже, в том месте, где Стивенс сложил их поклажу, уступ, и без того предательски скользкий, имел наклон. Прижавшись спиной к скале, чтобы не потерять равновесие, Андреа и Миллер вынуждены были упираться каблуками в карниз. Но не прошло и двух минут, как Мэллори вбил в полуметре от карниза на расстоянии трех метров друг от друга два крюка и связал их веревкой, за которую можно было теперь держаться.
Тяжело опустившись наземь, Миллер достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул товарищам, не замечая ни дождя, льющего как из ведра, ни брызг волн, взлетающих ввысь. Он продрог, колени были в синяках, острый край карниза врезался в икры, туго натянутая веревка давила на грудь, лицо – землистого цвета от усталости и морской болезни, но Миллер с искренней радостью произнес:
– Господи! До чего же хорошо!
Глава 5
Во вторник ночью, 1:00–2:00
Полтора часа спустя, втиснувшись в расщелину, которую он обнаружил в отвесной стене утеса, Мэллори вбил крюк и, встав на него, попытался дать своему измученному телу передышку. Всего на две минуты, пока поднимается Андреа. Сквозь свирепый вой ветра, норовившего столкнуть его вниз, новозеландец слышал скрежет окованных железом башмаков: Андреа тщетно пытался преодолеть карниз, на который он и сам-то забрался с огромным трудом, ободрав руки в кровь. Натруженные мышцы болели. Мэллори тяжело, надсадно дышал. Забыв о собственных страданиях, о том, что следует собраться с силами, он прислушался. Опять, на сей раз громче, царапнул о камень металл. Звук этот не мог заглушить даже пронзительный вой ветра. Надо предупредить Андреа: пусть будет предельно осторожен. До вершины каких-то шесть метров.
Самому ему, криво усмехнулся Мэллори, никто не скажет, чтобы он не шумел: на исцарапанных в кровь, избитых ногах остались лишь рваные носки. Ботинки только мешали, и он их сбросил вниз.
В такой темноте, под дождем с ветром восхождение было сплошным кошмаром. Страдания, которые они испытывали, в то же время как-то притупляли чувство страха при подъеме по отвесной скале. Пришлось подниматься, цепляясь за неровности утеса кончиками пальцев рук и ног, забить сотни крючьев, всякий раз привязывая к ним страховочную веревку, дюйм за дюймом поднимаясь вверх, в неизвестность. Такого восхождения ему никогда еще не приходилось совершать, он даже не подозревал, что способен на такое. Ни мысль о том, что он, пожалуй, единственный человек во всей Южной Европе, который сумел покорить эту скалу, ни сознание того, что для ребят на Керосе истекает их срок, – ничто теперь не заботило