Сезон вдохновения. Елена Осадчая
Одежду она носит под стать строгому выражению неулыбчивого рта, даже не пытаясь добавить ярких акцентов. Вот и все наши внешние отличия, если, конечно, не брать во внимание золотой венок старшей из муз, который Каллиопа надевает везде, куда ни пойдет. И мой дергающийся глаз, нижнее веко которого перестает мне подчиняться, стоит встретиться с сестрой.
– Выявляешь их слабые места? – спрашивает подкравшийся сзади Аполлон.
Качаю головой, радуясь тому, что он пользуется парфюмом, который не оставляет ему и шанса быть незамеченным.
– Оцениваю обстановку.
– Идем. Обстановку всегда проще оценивать вблизи, – Аполлон обнимает меня за плечи, и я стараюсь не горбиться под весом его руки. Наклонившись, он шепчет мне на ухо, и по моей спине бегут мурашки от его словно пропитанного теплыми лучами солнца дыхания: – И постарайся быть милой, Клио. Я ведь знаю, ты можешь быть само очарование, если только захочешь.
– Я всегда само очарование, – бурчу ему в ответ, пока мои губы разъезжаются в отработанной улыбке.
– Не льсти себе, – даже не видя лица Аполлона, я чувствую его широкую ухмылку. – Может, ты и выглядишь как юная дева, но в душе ты вечно ворчащая злопамятная старуха, которая предпочтет просмотр очередного сериала общению с родственниками.
– А может, родственникам стоит задуматься, почему сериал мне предпочтительнее их общества? – шиплю я, забывая про улыбку. Поворачиваюсь к Аполлону и хмуро смотрю в его смеющиеся глаза. – И мне вообще‐то обидно.
– Но ты злопамятная, согласись. Из песни слов не выкинешь. Сколько раз ты мне припоминала тот день, когда я пообещал сходить с тобой к Посейдону и забыл об этом.
– Я не виновата, что у вас память короче вспышки у фотоаппарата. И тогда ты поступил как…
Не дав договорить, Аполлон сгребает меня в охапку. Я ощущаю его стальные мышцы, перекатывающиеся под тонкой тканью рубашки, и в нос мне тут же ударяет хвойный запах с нотками чего‐то, что я никак не могу угадать. Аполлон сжимает меня руками, не давая вырваться из объятий, и приподнимает в воздух. Я тихо охаю, когда ноги перестают касаться земли, на что бог только смеется.
– Я тебя все равно люблю, моя потрясающая, невероятная, могущественная, мудрая, прекрасная, но злопамятная Клио, – его голос, созданный для сладкозвучных песен, рождается в груди, и я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. – Может статься, что я люблю тебя именно за то, что ты помнишь каждое мое прегрешение и, что еще более важно, каждый мой добрый поступок. Вторых, я надеюсь, все же больше.
– На чуть-чуть, – хихикаю и, сдаваясь, затихаю в его руках.
Я словно купаюсь в лучах света, и они расплавленным золотом скользят по моему телу, уничтожая тьму снедающей меня тревоги. Мне так хорошо, что хочется оставаться в его объятиях вечно, но мой слух ловит ставшие тише голоса остальных муз. Без сомнений, нас уже заметили. Морщусь, но ничего не поделаешь, поэтому я едва слышно шепчу:
– Пойдем,