Истории отрочества и юности. Игорь Колосов
(как и ноги на разных заборах), так или иначе, именно стоя на заборе я не просто грустил «из-за любви», глядя вдаль или же наблюдая с расстояния своих одноклассников, но словно заглядывал в будущее, где я должен был откуда-то вернуться, и «она бы увидела меня совершенно иначе», уже известным и бывалым человеком. Эти ощущения в какой-то мере описывала песня, которую мы потом разучивали на уроке музыки и пения, правда, уже в пятом классе:
А может быть я стану отважным капитаном,
Открою новый остров, объехав целый свет.
А может утром хмурым стартую с Байконура,
И высажусь на самой далекой из планет.
Вот тогда ты пожалеешь, Кулакова,
Что мне ранец свой носить не доверяла,
Что за партою одной ты сидела не со мной,
И так много о себе воображала!
Я не был особенно музыкален, и уж точно пение не было одним из моих любимых занятий, но два момента отчасти противоречат этому. Я точно помню, как зимой, вечерами, когда мы были вдвоем с мамой, и она вязала, я в полный голос напевал ей песни о Красной Армии – мне то ли подарили, то ли просто купили набор таких карточек с песнями и рисунками, наподобие открыток. В те времена доктрины СССР, когда все дети становились пионерами, это было вполне естественным – петь о героях Октябрьской революции. Я стеснялся, но мама не смотрела на меня, хотя и слушала внимательно, и я, держа карточку перед собой, в очередной раз наяривал:
Белая армия, черный барон, снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней.
Так пусть же Красная сжимает властно свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой!
Это длилось недолго – к эстраде у меня явно не было склонности.
Гораздо дольше длилась дружба с другой песней – из фильма про мушкетеров. Причем – странный парадокс – чем меньше мы фехтовали и становились степеннее, тем чаще пели о мушкетерах.
Пора-пора-порадуемся на своем веку,
Красавице и кубку, счастливому клинку!
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,
Судьбе не раз шепнем: «Мерси боку!»
Опять скрипит потертое седло…
И ветер холодит былую рану!
Куда вас, сударь, к черту, занесло?
Неужто вам покой не по карману?
В третьем классе мы еще не слишком напевали, но позже устраивали даже концерты посреди класса, при одноклассницах. Помню – уже в пятом классе с его продолжительными влюбленностями, кажется, в «продленке», – мы непонятно с чего, чуть не все мальчики, начали петь. Я стеснялся, но девчонки – они сидели кто где – не смотрели именно на меня, и, я, подзадоренный общим порывом, орал, как можно громче. В нашем классном кабинете биологии (кабинет нашего классного руководителя Тамары Васильевны), окнами выходившим на юг, лежали пятна ленивого послеполуденного света, уроки были позади, учителя