Мезя навсегда. Истории о народном академике П. П. Мезенцеве. Александр Леонидов (Филиппов)
бабьих кофт под ватником, тело сизого одутловатого бомжа, подметающее седой бородой полы, валялось, наполовину вывалившись из кабинки мужского туалета огромного и фешенебельного торгового центра «Универсум». Это и само по себе абсурдно, если не знать, что такое «Универсум»! А если знать – то вдвойне абсурдно…
«Универсум» – это гигантский молл, достойный лучших столиц мира, полный сверкания реклам и их отражений на бесчисленных светоотражающих поверхностях, с бесконечными рядами бутиков, с аквапарком и детскими аттракционами, со множеством ресторанов, представляющих всю мировую кухню, с кинотеатрами «долби серраунд», оснащёнными по последнему слову техники, словом – такого бомжа, какой вывалился, роняя слюни, из кабинки туалета, сюда просто не должны были впустить охранники на входе! Между тем бомж был, и прошёл он сюда за взятку, потому что этот бомж был академиком всех академий мира Прокопием Порфирьевичем Мезенцевым!
Говорят, что хуже шопинга с женщиной бывает только шопинг с любимой женщиной… Готов поспорить: хуже всего на свете шопинг с академиком Мезенцевым! Особенно когда вынужден оттенять его своей солидной респектабельностью, прислуживать этому грязнуле и алкашу с видом и обаянием дворецкого британской королевской семьи.
Я вынужден одеваться, как грёбанный банкир! Не потому, что мне этого хочется – я не сноб. И уж тем более не потому, что мне это по карману – я отнюдь не богат, если не сказать наоборот. Но на мне светлых оттенков костюм «Sartoria Brioni» класса «люкс», «от кутюр», безупречно скроенный по моей фигуре, сдержанный и полный достоинства классической элегантности. У него прямого кроя пиджак лорда с неглубокими лацканами и тремя пуговицами. И штаны – на шикарном ремне Lacoste с крокодильчиком, со сверкающей массивной пряжкой из чистого серебра.
Такие костюмы шьют не для таких, как я. Такие костюмы тончайшей тонкорунной шерсти и с натуральным шелком подкладки адресованы богатой европейской аристократии, американским магнатам и кинозвездам. Не для таких, как я соткали из тончайшего египетского хлопка, невесомого и ласкового на ощупь, сорочку приятного кремового оттенка.
Не мне, казалось бы, носить узконосые ботинки выпендрёжника из крокодиловой кожи, культовые «мезлано табаско», на пробковых супинаторах, бесконечно искусных в своей натуральности! Но я вынужден всё это носить, как и золочёные номерные часы «Франк Миллер – Женева» (подделка, разумеется!), вынужден обманывать своим видом восторженные взгляды понимающих девушек – по очень простой причине. Если я не буду так выглядеть, то нас с боссом вообще никуда не пустят…
Куда бы мы не направились – мне приходится входить первым, чтобы пройти «фейс контроль», и уж потом за мной в дверном проёме появляется этот коренастый кудлатый растрёпанный седовласый крепыш. Примерно так красивые женщины ловят попутку, спрятав неказистого спутника в кустах, чтобы водители думали, будто голосующая одна!
Мне нужно быть «лук», потому что от Мезенцева разит луком и спиртным, немытым старческим телом, потому что буквально утопает в неопрятной бороде, откуда, как из кучи свалявшегося войлока, порой всплывает пьяная улыбка, слышатся то хихиканье, то мудрые мысли мудрейшего из землян нашего, да и не нашего времени. Мезенцев носит синий ватник, и, мягко говоря, не новый, потёртый и заляпанный, его холщевые штаны подшиты грубыми заплатами на драных коленках, грязные валенки следят по плитке и паркету фешенебельных заведений, куда ему всё время надо по делу и без…
В «Универсуме» мы с Мезенцевым укрылись от беспощадных коллекторов «Зизитопбанка», того самого, входящего в топ десяти богатейших банков, со скидкой бородатым, и с особыми бонусами для седобородных, чем и воспользовался, «подловив буржуёв» Прокопий Порфирьевич. Как у него это водится, он взял у них взаймы миллион долларов, а возвращать не торопился, да, по-моему, и вообще не собирался. Мы с ним убегали от бригады матёрых коллекторов, тратя по пути последние сотки из этого безнадёжно профуканного миллиона, и самое обидное: я, хотя и считался личным казначеем Мезенцева, понятия не имел, куда делась большая часть денег…
– Нешта, нешта! – бормотал Мезенцев из глубин своей бородени, в которой буквально утонул – Не обеднеют, мироеды… Нам, паря, деньга для дела потребна, а им – для непотребства однаго…
В отличие от академика, я понимал, что дискуссии о назначении заёмных долларов с коллекторами «Зизитопбанка» не прокатят, и уже ощущал, чуткой фантазией своего богатого воображения паяльник в том самом месте, куда хамоватый босс советовал мне засунуть мои тревоги.
Я говорил ему, что нужно сменить машину. Мы гоняли по городу, удирая от банды топовых гангстеров, нанятых «Зизи» на «Тойоте-Раф-4», автомобиле, в своём роде уникальном: это созданная умельцами в СССР гибридная модель японской «Тойоты» и микроавтобуса «РАФ», в просторечии «Рафик», RAF-2203 Latvija, когда-то ходившем в качестве маршрутных такси в городах моего детства. Зачем нужно было столь противоестественное соитие японской и советской автомобильной мысли – я не знаю, но это незнание далеко не самое вопиющее в моих делах с Мезенцевым.
Так вот что я вам скажу, читатель, вы уж