Вскрывая раны. Ежи Кратохвил
судна,
А в мясе, коже и костях.
Всем естеством буквально изрыгающий Геенну,
Пленённый злобой, стоящий на коленях и локтях,
Он в исступлении, с большими красными глазами,
На мир взирает как голодный обезумевший маньяк.
А по другую сторону решётки самовольной,
Стоит с улыбкою печальной, недовольной,
Любовь – добро и сострадание того,
Кто выставил её, как слабость для него.
На мир он зол, его, конечно, все не понимают,
Вокруг царит бесчувственность и стыд,
Но большинство такого вовсе не достойны,
А тот кто умер – на бесчинство смотрит и вопит навзрыд.
В своём кромешном мрачном мире пленник,
Совсем забыл как нужно жить,
Ему сказали злые люди, чего хотеть, кем нужно быть.
Он бросил всё хорошее на ветер и от страха,
Оставшаяся пустота внутри,
Вдруг разродилась тьмой,
Чтобы не быть совсем одной.
И каждый раз, когда к нему приходит,
Воспоминанием былым, частичка прошлой светлой жизни,
Понять её израненное тело больше не хватает сил.
Бедняга выбрал путь – гореть, затухнуть, замереть,
И ни тогда не чувствовать, ни впредь.
Душа
Кусок души лежит чернеет.
Он чей? Я заберу, пригрею.
Нутро страдальца и творца,
А может, прорицателя-отца,
От нестерпимого стыда,
От распирающего счастья,
Оно разорвано в куски,
Хотя, наверняка, хотело ласки.
Так что же с этим бедолагой приключилось?
И что внутри него томилось?
Как жаль, но время не расскажет,
Упущенное бременем на плечи ляжет.
Но как узнать, кто чем живёт и дышит?
Попробуй поищи поближе.
Наверняка, возле тебя найдётся тот,
Кто тоже тяжёлую ношу несёт.
Его душа подобна чуду.
Подставь плечо, прошу, будь другом.
Чувство на букву Л
Любовь – цветов сокрытые шипы,
Обманчива, и от неё не ждёшь беды,
Со стороны пленительно красива,
Так манит, зазывает вновь и вновь,
А при объятиях пускает кровь.
Она игрива и опасна,
Кострами распаляется в ночи,
Разлука с ней страшна,
Но и держаться больно близко,
Хоть бейся, хоть кричи.
Она чума, зараза и болезнь,
Которая пленит и дурит тех,
Чьи души точит словно камень,
И чувства одного становятся любовью всех.
А знаете, я в это всё не верю!
Она способна подарить и человечность зверю,
Все шрамы излечить и успокоить,
И в трудные моменты поддержать,
Хотя, признаться честно,
Она сама мне приказала так сказать.
Листья
Тюрьма всего живого – начало и конец,
А между ними миг, в котором мы свободны.
Ветрами сильными, здесь время как