Сердце женщины. Мила Дрим
что это мои документы и документы моих детей, – она взяла с самой дальней полки кошелек. Открыла-закрыла и требовательно добавила:
– Карту верни.
– Какую карту, Алим? – Рания начала спешно закутываться в длинный бархатный халат.
– Такую карту, – Амина повернулась к ней и посмотрела в округлившиеся глаза. – На которую он возил тебя в Турцию. Это не его деньги, а детские. Чтоб ты знала, это не Алим заработал. А забрал у своих детей.
Рания, хлопая глазами, смотрела то на мужа, то на Амину.
– Я же сказал тебе – всё верну! Что ты опять начинаешь? – сжимая кулаки, процедил Алим.
– Я напоминаю, чтобы ты не забыл, и чтобы твоя жена знала откуда ты взял деньги.
Алим открыл шкаф и достал из кармана пиджака кошелек. Вынул карту и протянул со словами:
– Над тобой все село смеется. Поражаются, какая ты неблагодарная дрянь.
Амина сдержалась. Не показала, как неприятно ей было это слышать. Молча забрала карту, положила к документам, быстро проверила на месте ли всё.
– А я всё хотел исправить, жалел тебя, – продолжал свою речь Алим, – бедная, несчастная. А теперь понял – ты была никудышной женой, Амина.
Амина замерла.
– Да-да, Амина. Ни удовольствия с тобой, ни радости. Я теперь даже рад что так случилось. И понял, что эти все больницы, выкидыш – тебя просто Аллах наказал за твои грехи.
Амина вскинула голову. Посмотрела на Алима уничтожающим взглядом.
– Не смей так говорить! – прошипела с угрозой. – Не тебе решать, кто грешен, кто что заслужил! И не трожь моего ребенка!
– Тут и так всё ясно! Ты это заслужила! – выплюнул он. – У тебя от веры только платок-то и остался.
Боль острым лезвием резануло сердце Амины. Она была близка к тому, чтобы разрыдаться, но у нее хватило сил сдержать свои чувства.
– Я знаю только одно. Аллах все видит. Придет время, Он все расставит по местам. Каждому воздастся и станет ясно, кто верующий, кто нет.
С этими словами она быстро вышла из спальни. Прочь!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В тот же вечер в дом родителей Амины нагрянула родня. Тетки, двоюродные и троюродные сестры матери, а еще со стороны отца.
Зал трещал от обилия нежданных гостей, а воздух стал таким душным, что кружилась голова. Дети, прячась от пытливых взглядов родственников, разбежались по комнатам. К лучшему, иначе бы Амине было труднее сохранять спокойствие.
Впрочем, чувства которые она сейчас испытывала, сидя под дулом десятка пар глаз, вряд ли можно было назвать спокойствием.
Внутри все сжалось в нервный комок, но пока он не шевелился, было не так противно. Главное было сейчас – не показывать, сколько сил отнимало сейчас присутствие чужих людей.
Мать Амины, суетясь, расставила на столе чашки с чаем. Одна чашка треснула – то ли от старости, то ли еще по какой-то причине, и по белой скатерти начало медленно расползаться пятно.
«Так и моя репутация в глазах родственниц стала