Время муссонов. Часть 3. Игорь Владимирович Котов
утро. Он открыл глаза и вытер со лба холодный пот. Ему опять снились ужасы. Скользкие, мерзкие тени ползали под ногами, заставляя трепыхаться сердце, оставляя в нем чувство беззащитности. От напряжения мышцы на ногах сводила судорога. Чуть дальше в тумане он видел уродливые деревья, застывшие в каком-то фантастическом танце, заслоняющие луну. Их короткие стволы с сумбурно нанизанными ветвями без листьев, кажется, пережили не один пожар. По корням полз дым, распространяя ядовитый запах, проникающий в лёгкие, разъедая их. Но, если картинки видений были расплывчаты, то гнетущая музыка, давящая на перепонки ушей, до того ясно раздавалась в голове, что казалось, он сам дирижировал оркестром.
Заставив себя проснуться, и когда это удалось, Грек вышел на веранду, чтобы остудить мысли. Вытерев хрустящим полотенцем лицо, бросил его под ноги. Внизу ползла змея автомобилей. Доносящиеся клаксоны и запах выхлопных газов привели его нервную систему в порядок.
Он поднял голову в небу. Ещё ночь, но приближение рассвета чувствуется в каждой звёздочке. Недавно сверкающие, ныне они медленно тускнеют, а кое-какие уже исчезли с горизонта, не оставив о себе даже воспоминаний. Утренний туман касается кожи, и он чувствует его стылое прикосновение. Фриско с утра удивительно хорош.
Зябко подёрнув плечами, он возвращается в тёплую постель, где его вновь ожидает холодная лапа ужаса.
Джетта, от прикосновения тел, открывает глаза, и ему кажется, что-то произносит, лишь по движению губ понимает, о чём она спросила. Где ты был? Не ответив, он накрывается с головой, чтобы вновь погрузиться в свой кошмар.
Его осудили на три года. Отсидел год. Целый год долгий год в тюрьме за преступление, за которое в иной стране наградили. Но только не в штатах. В трупе Мазорини нашли пулю от его зарегистрированного пистолета, и хотя хоронили продажного копа, все-таки был он – копом. Говорят, самые мстительные полицейские – в Сан-Франциско. Которые не просто узнали, кто виноват в смерти бывшего, но даже выяснили место, где он проводит время.
Выйдя из мрачного здания тюрьмы, вчерашний день принёс ему запоздалое чувство удовлетворения. Не дождавшись прощального оркестра, он перешагнул незримую нить, отделяющую свободный мир, лежащей на уровне железных ворот, от зазеркалья.
Охранника с автоматом похлопал по плечу. Нельзя сказать, что он обиделся на систему, все чувства в нём давно умерли, но некое горькое ощущение, проползшее по позвонку, когда охранник сбросил его руку резким движением плеча, все же осталось.
Он не плохо сохранился для своих лет, будучи трезвым на голову, неожиданно увидел, как окружающий мир захлестнуло с головой волна странного удовольствия, сверкающая безумным огнём глаз, почувствовавших вкус желаний. Такие же глаза он видел у наркоманов за мгновение до смерти. Амфетамин, сделал он вывод. Но ему было плевать на мир.
Он вряд-ли скажет, что год отсидки, прошёл незаметно, но он знал наверняка, что прошёл с пользой для него, хотя и особой радости не принёс. Именно там он научился терпеть боль, и не только физическую,