Тихий гул небес. Ольга Толмачева
К матери бы наведался, – ответил Василий Иванович, не желая вызывать в сыне жалость. – Скучает матушка о тебе.
– С тобой не соскучишься, – Сашок засмеялся. – Ты ей покоя не дашь. День и ночь визитами донимаешь.
– А как же без общения? – воскликнул старик. – Весна надвигается, фундамент у памятника, гляди, поплывет. И ограду надобно освежить, подкрасить.
– Не ходи к матери, женихов не спугивай.
Василий Иванович вздрогнул. Сын с улыбкой смотрел на отца.
– Все шуткуешь, – проворчал Василий Иванович.
– Не мешай. Замуж мать на том свете выйдет, а ты ей помехи чинишь. – Сын зевнул. – Устал я что-то, батя. Домой пойду. Завтра дел не переделать.
– Тяжело тебе, вижу, – С грустью сказал отец и поднялся вслед за сыном. – Спешишь, все некогда…
– Нормально мне, батя. Кто иначе живет?
– Все крутятся, – согласился Василий Иванович.
– Машенька красивая, говоришь? – Сашок задержался на пороге.
– Светлая. Улыбалась…
У окна замедляя движение, облака разбегались в стороны и, уже невидимые старику, плыли дальше. Им на смену, вовлекаемые в плавное течение, приближались новые снежные шапки.
Василий Иванович жалел в данный час о том, что нет этим утром рядом с ним сына – как хотелось бы разделить с Сашком изумление от увиденного. Дурак, дурак, горячо зашептал он, сколько лет живу, по улицам хожу, голову вверх задираю. А небо-то, небо… Точно не видел такого, столь многозначительного, прежде.
И сын так же, подумал с грустью, могуч, плечист. Крепко на земле стоит, и все больше себе под ноги смотрит. Голову вверх не вскинет, не полюбуется тем, что вверху сияет. Редкий человек имеет возможность о том размышлять.
Внезапно старик вспомнил, как в редкие, свободные от офицерской службы деньки он провожал сынишку на занятия в музыкальную школу.
Затаив дыхание, слушал мелодию, поджидая Сашка в коридоре, которая рождалась от робких движений маленьких пальчиков по клавишам и летела к нему, ласкала ухо. Он помнил свою тихую, блаженную улыбку на губах, и не было в тот час счастливее человека.
Учителя сына хвалили: хорошо интонировал, ритм чувствовал, способен на экспромт. Будет стараться, говорили, в музыканты сгодится. Музыка влекла сынишку. Родителям приходилось даже следить, как бы мальчонка и остальные уроки не забыл выучить, и футбольный мяч во дворе погонял.
Сашок музыкантом не стал – подался в строители. Отец выбор сына одобрил: и крепкая профессия, и творческая. С фантазией, прикинул, и в архитектуре городских улиц без труда обнаружишь симфонию.
Внезапно старика захлестнула неудержимая жалость к сыну, на которого он порой сердился, упрекая в бесчувствии, не упуская подходящего случая покритиковать всласть, но которого всем сердцем, тайно и нежно любил.
Прорываясь из глаз горячими слезами, жгучий поток вселенской любви разрывал больное стариковское сердце.
Давно стала мокрой подушка, а влага все текла и текла по глубоким морщинам, точно по рекам, со щек на грудь. И страдал он теперь, не жалея больного сердц�