Этернум 5. Наталья Антарес
чешуйчатые существа с приплюснутыми мордами и четырьмя фигурно закрученными рогами – судя по всему, именно так и выглядел типичный ригорский скот. Дорога упиралась в довольно высокую каменную постройку, увенчанную треугольной крышей. Строение возвышалось на небольшом пригорке, а ко входу вела деревянная лестница из трех широких ступеней. Резная дверь была слегка приоткрыта, и пару минут я терзалась в сомнениях относительно своих дальнейших действий, а затем решительно шагнула вперед.
Чуть поодаль отчетливо просматривались очертания приземистых строений, напоминающих хлипкие шалаши и разительно контрастирующих с добротным каменным сооружением. Местных жителей я пока не заметила, но по моим предположениям именно эти «шалаши» и служили домами подавляющему большинству ригорцев. А вот предназначение впечатляющей постройки из камня мне пока было неизвестно, однако уже скоро я получила исчерпывающие ответы на все свои вопросы. В том числе я, наконец, поняла, почему на улице не было ни души.
Никогда раньше я не видела такого количества ригорцев, одновременно собравшихся в одном помещении. Зрелище было столько же странным, сколько и завораживающим, и я невольно застыла в ступоре, потрясенно взирая, как не менее пяти десятков ригорцев неотрывно внимают вещающему с постамента жрецу, а когда тот на мгновение замолкает, синхронно отвешивают поясные поклоны. Это безусловно была церковь, и я как раз застала самый разгар проповеди. Деревня потому и опустела, что все ее население затаив дыхание слушало религиозную чушь о могуществе Тысячеглазого Божества в исполнении служителя жестокого культа. Если простые ригорцы были одеты едва ли не в рубище, то одеяние жреца сверкало показным великолепием – тут и ниспадающая на плечи мантия, и расшитый золотыми нитями ворот, и подобие тиары на безволосой голове. А еще рядовые жители были сплошь босыми, и у меня была возможность лицезреть их четырехпалые ступни, тогда как на ногах жреца красовалась достаточно изящная плетеная обувь, будто бы намеренно подчеркивающая социальную пропасть, которая пролегала между простыми смертными и посланниками богов.
Жрец экзальтированно лязгал, скрежетал и скрипел, его громкий, раскатистый голос метался под сводом крыши и, казалось, заполнял собой всё свободное пространство, погружая паству в гипнотический транс. Ригорцы медленно покачивались, молитвенно простирали руки к пьедесталу, а в их остекленевших глазах читалось лишь слепое благоговение перед высшими силами. А жрец тем временем распалялся все больше – судя по интонациям и жестам, сейчас он обрушивался на прихожан с обличительной тирадой и призывал покаяться в грехах. Ригорцы испуганно жались друг к другу и боялись поднять глаза, их жилистые, нескладные тела мелко дрожали в то ли в ужасе, то ли в экстазе – на мгновение мне даже почудилось, что здесь не осталось отдельных личностей, только коллективное бессознательное, единый организм, всецело подчиненный чужой воле.
Совершенно