Проект «Ковчег». Воздушные рабочие войны. Часть 2. Дмитрий Лифановский
Он с надеждой посмотрел в полное ярких точек мерцающее небо. Но как назло ни одна из них падать не собиралась.
– А ты? – снова первым нарушил затянувшееся молчание Сашка.
– Что я? – словно выныривая из каких-то своих глубоких, очень личных мыслей, зябко, несмотря на теплую ночь, повела плечами Евдокия.
– Загадала?
Бершанская не спешила отвечать. Она стояла обхватив себя руками и смотрела блестящими глазами вперед и вверх.
– Загадала, – наконец ответила она.
– Что загадала? – Сашке было не очень интересно, он сам не знал, зачем спросил.
– Не скажу, – усмехнувшись, задорно с врединкой, по девчачьи ответила Бершанская. Сашке даже показалось, что она сейчас покажет ему язык.
– Ну, и не надо, – пожал плечами он.
Видимо, посчитав, что он обиделся Евдокия тихонько сказала:
– Нельзя говорить. Не сбудется. Примета такая.
– Аааа, – понимающе кивнул Сашка и улыбнулся, – А я думал, большевики в приметы не верят.
– Большевики не верят. А бабы верят. А я, Саша, баба, хоть и большевик, и майор, и, вообще, командир полка. Думала, что забыла, что это такое. А вот нет, – она полувздохнула, полувсхлипнула. Она сама не знала, для чего она все это говорит, по сути, мальчишке, хоть и командиру. Просто эта теплая летняя звездная ночь, запах моря принесенный легким ветерком, еще и упавшая звезда. Как будто и нет войны. Только вот она, проклятая, рядом! А еще этот веселый младший лейтенант Алексей, так трогательно неуклюже пытающийся за ней ухаживать. Только сейчас, она вдруг осознала, что ждет его. Ждет не так, как привыкла на фронте ждать свои экипажи, ставших родными девчонок. А как родного, очень близкого человека. И от этого становилось страшно, а грудь сдавливало тоской и тревогой от жестокого понимания того, что если Леша не вернется, ей будет очень-очень больно.
– Дусь, ты чего? – Сашка с беспокойством посмотрел на Бершанскую. Странная она была сегодня. Необычная. Непривычно мягкая и домашняя что ли.
– Ничего. Нормально все. У нас у баб, так бывает, – горько усмехнулась Евдокия, – не обращай внимания. Никифоров на связь выходил?
– Выходил, – Сашка сморщился, как от зубной боли, – сообщил, что группу забрал из боя, идут домой.
– И все?
– И все, – он сердито плюнул, – сама же знаешь, какая у нас связь!
– У вас она хоть в принципе есть. У меня девчонки вообще без раций летают.
– Сами отказались, я вам давал рации, – буркнул Сашка. Бершанская кивнула:
– Давал. Пятнадцать килограммов[i]. Девочки решили, лучше еще одну бомбу взять.
– Других нет.
– Да, мы не в обиде.
Стаин молча кивнул. Не в обиде, так не в обиде. Им всем и так обижаться грех, снабжали их по самому высшему уровню, спасибо наркому и Верховному. Что частенько вызывало недопонимание и даже откровенную неприязнь со стороны летчиков других частей. Да и сплетни стали ходить по фронту. Мерзкие, отвратительные. И про «дунькин полк» и про бабий