Заражение. #Depressed_ esthete
в кирпичах, печке, замыкающей угол и тупик стойки с правой ее стороны.
Вышедший туда Петр вынужден пройти широкий холодильный стол POLAIR TM2GNPIZZA-G, купленный нарочно для приготовления «домашней» пиццы, являющейся фирменным блюдом этого заведения: «Домашняя пицца ручного приготовления самых разных размеров, вы можете заказать у нас пиццу диаметром до одного метра, самые свежие овощи, натуральное мясо и соусы, уникальные рецепты, разработанные одним из лучших шеф-поваров в Москве», – и взрыв фейерверков из салями, порезанных помидоров, линии соуса песто и красного – кетчупа – по верхним бокам флаеров PizzaDiz, которые каждую среду выносятся и раздаются на дворике, на ведущей ко входу выложенной дорожке, – являющейся уже законным и согласованным с городскими властями владением собственников этого заведения, – кем-то из официантов, на которых увертисто составленные трудовые договора, в главе «обязанности работника» которых даже не пытается раскрыться пункт об «обязательном исполнении поручений администратора заведения», что освобождает совесть этих администраторов от йотированных колебаний, что находит почти манкуртам широкое применение. Нержавеющая плоскость стола оканчивает обязательную противостоящую стойке прямую, начало же поворота с этой, близкой к стене, стороны венчает двухметровая стол-тумбочка, служащая больше для складирования на и в ней важных для готовки предметов и частей. В тупике, оперевшимся на узкую деревянную полоску, примыкавшую к холодильным витринам, выступающим для зрителей как низ русской печи и хранящим самые извращенные для сладкоежек угощения, Петя находит Азиза, человека здесь обитающего и следящего, чтобы пиццы в PizzaDiz готовились по «уникальным рецептам».
Брови Азиза подпрыгивают, он не привык к частым гостям. Как правило, удостаивается оклика, часто невидимого, сбоку, пока за столом крутит тесто для пиццы, но тут Петр самолично ворвался в пространство его обитания. Азиз, подобравшись, встает, чтобы встретить, хранит молчание, выжидая пока гость объяснит ему сам, зачем явился. Но тот молча следует до конца, к тупику, на который обычно выкладывают уже готовую, разрезанную диаметрами пиццу, заботливо уложенную на деревянный поднос, и зависает на том конце, непонятно что высматривая в зале, даже не подперев по-девичьи голову руками, что с претензией отмечает Азиз… в том месте именно так он сам любит стоять, в задумчивости, когда пицца уже не обжигает щеку жаром справа, когда в зале гостей – по пальцам, обычно уже с пивом или любой другой алкашкой, допиваются, когда уже и официанты – больше аудиостойки, чем обращающиеся элементы. С некоторой болью Азиз смотрит на Осквернение жилища и мест медитаций, осаживает себя напоминанием о том, кто на самом деле он здесь сам, успокаивается и даже позволяет морщинками на лице собраться, но до обращения к Пете не поднимается: этот русский любит быть главным. Скажешь что – съест, оставит больше в душе твоей боли, рассеет ее семенами, всходящими ненавистью и страхом. За три года работы