Эльма. Анжелика Неска
из которых якобы были прощены городу, а вернуть их в бюджет следовало незамедлительно и в любом случае. Я уже отправил отчет в соответствующую комиссию, за что администрация города несколько раз выслала мне ответную угрозу. Это тоже пошло в дело. Ощутив власть, я перестал рваться уехать так отчаянно, как в начале командировки. В душе я, разумеется, боялся, что рутина и тишина этого захолустья поглотят меня, затащат в омут скучной и пугающей религиозной стабильности, но со временем, проведенном в погружении в этот самый омут, я потихоньку начал ощущать, что атмосфера городка на самом деле не так проста, как мне казалось. Всё-таки ощущалось нечто чарующее в размеренности жизни в этой мрачной глубинке. Или этим я оправдывал свою одержимость девчонкой Холлоуэй, которую я так старался застать всякий раз, когда приезжал в Мисти Маунд. И дня не проходило без моих жалких попыток привлечь или, если хотите, заслужить ее внимание. Безуспешно.
Она изредка выходила к нам, пока я с притворной серьезностью делал вид, что работаю с бумагами. Мистер Холлоуэй пускал ее в кабинет, и она сидела, слушая нас, иногда задавая какие-нибудь простые вопросы, как правило о том, какая сейчас в большом мире техника появляется или как что-то работает. Это было все, за что она в нашем разговоре могла зацепиться, в остальном, я не думаю, что она понимала хоть какой-то жалкий процент от слов в наших беседах. Наши разговоры из обсуждений долгов и ситуации в городе перетекали к более масштабным рассуждениям, если не спорам, о политике, экономике и других вещах, традиционно обсуждаемых в кругу молодых и уже зрелых мужчин. Девочка в это время просто смотрела в пол и летала где-то в своих мыслях, пока миссис Холлоуэй тревожно проверяла ее каждые 15 минут. Сидела она, к слову, на одном и том же кресле почти посередине комнаты, на корточках, поджав к себе вечно босые ноги. Это было так странно и совершенно недопустимо для восемнадцатилетней почти леди, и я к этому не сразу привык, но со временем смирился. Эльма ни коим образом не выглядела как леди, да и все домашние вели себя так, будто все нормально. Девушка читала, если говорила, то разборчиво, хоть и редко понятно было, какую мысль она пытается донести, потому что это почти всегда были сложные для понимания несвязные выдумки, которые просто игнорировались или нервозно превращались в шутки стараниям ее отца и брата. Кроме всего прочего, Эльма поразила меня умением играть на дряхлом клавесине, что находился в самом дальнем зале дома Холлоуэй. Я слышал, как она играла на клавикорде, что меня также впечатлило.
Только спустя какое-то время, когда ее образ уже отпечатался у меня в голове, я начал замечать фигуру Эльмы в городе. Она гуляла по улицам, осматривая все вокруг как любопытный щенок. По началу эта картина показалась мне бесконечно чистой и невинной: нерадивая девочка разглядывает дома обычных людей с по-детски округленными глазами. Но даже если она никому не мешала, при том, что людей, итак, было мало, она все равно получала шквал ненависти, косых взглядов, угроз и насмешек в свою сторону. И ради этого она