Девочка из пустыни. Артур Самари
уволили за недостойное поведение. Я вернулся в деревню и рассказал Евдокии о случившемся. Девушка горько заплакала и решила, что теперь-то я брошу ее. Тогда я обнял ее, горячо поцеловал и предложил стать моей супругой.
Мы обвенчались в той же деревенской церквушки и уехали в Москву. Я привез ее домой, и, как и следовало ожидать, мои родители приняли ее довольно холодно. Это обидело меня, и мы уехали в Рязань, к моей одинокой тетушке. В Москву же вернулись через десять лет. Спустя много лет я стал понимать, как правы были мой родители, ах, молодость!
Николай Владимирович закончил свою историю любви с печальной улыбкой. Не успел он вытереть полотенцем вспотевший лоб, как Надя спросила:
– А что было дальше? Куда же девалась столь трогательная любовь?
– Ах да, забыл рассказать о самом важном. Несмотря на трудности, первые годы супружества были счастливыми. Я служил в гимназии, а вечерами еще занимался с женой. Хотел сделать ее образованной, культурной, чтоб нас связывала не только любовь, но и дух высокой культуры. Знания давались Евдокии нелегко, потому что в ее душе я не заметил особой тяги к просвещению. И все же она старалась, терпела, чтобы не быть чужой в обществе культурных людей, куда приглашали меня друзья по университету и коллеги по службе. Была еще другая причина: в первые годы мы любили друг друга, и она сносила мои требования по учебе, если даже ей не нравилось. Почти вся моя зарплата уходила на театр, концерты. Еще Евдокия стала посещать уроки танцев, осваивая светский этикет. Тогда она чувствовала себя робкой и во всем слушалась меня. Однако это длилось недолго. Освоив городскую жизнь, то есть внешнюю сторону культуры: модно одеваться, правильно вести себя за столом, танцевать и так далее, она перестала расширять свой кругозор. Я пытался убедить жену, что она сделала лишь первые шаги. Суть высокой культуры лежит глубже, в ее духовности. В ответ жена заявляла, что этого ей достаточно, чтобы выглядеть культурной женщиной среди умных людей. С горячностью я стал убеждать, что культура – это не показное приличье, а, прежде всего, то, что возвышает душу человека. Привел еще довод: «Поверь, милая, в обществе культурных людей ты все равно будешь выглядеть отсталой, стоит тебе принять участие в беседе. Твои поверхностные суждения сразу бросятся в глаза. И никакие модные платья и утонченные манеры не спасут». Но, увы! Никакие слова не помогли. К тому времени Евдокия считала себя достаточно культурной, и мои разговоры ее лишь раздражали. Она перестала читать серьезные произведения. Я не сумел сделать ее своим единомышленником, близким другом, я не сумел сблизить к себе, к своему уровню культуры. И пока между нами была любовь, она как-то сглаживала эту разницу в культуре. Но именно это различье с каждым годом отчуждало нас. И именно это стало убивать нашу любовь. С тех пор наша семейная жизнь стала скучной: нам не о чем было беседовать, кроме обыденных тем о быте. А затем возникли