Творческий отпуск. Рыцарский роман. Джон Барт
помню, а помню я верно, та тенденция, на кою ты ссылаешься, более применима к разнополым, а не однополым дизиготам. Я, милый, такого не потерплю. Между нами я к такому привыкла, но в нашей повести никаких ибицких ибицтв не будет.
Ф: Ты настаиваешь. Перед лицом достоверности.
С: Ибац достоверность.
Ф: Мое тебе предложение: я вычеркну из сценария все ибицки, кроме тех, что в этом пассаже, да и те смягчу до «ибицких».
С: На это я могу согласиться.
Ф: Но хрясть и хлобысь останутся.
С: А необходимо ль?
Ф: Мой палец же лежал на ибицкой кнопке стартера! Я раздумывал, что сказать тебе после Сюзи и Фенн. И тут Хрясть! Хлобысь!
С: Знай наших, Джо Конрад.
Ф: Меж тем, Профессор, мы стравили все напряжение сюжета. Кто до сего мгновенья знал, что мы тот шквал переживем?
С: Что ж было дальше?
Хрясть! Хлобысь! От затишья к такому внезапному тычку, что Фенна сбрасывает вниз по трапу, на руках, ребрах и ногах оставляя могучие синяки, но, к счастью, ничего ему не ломая, остается лишь небольшая ссадина на черепе. Оглушенную секунду он размышляет, что взорвалось: двигатель у нас работает на дизеле, но готовим мы на пропане, чьи пары, как известно, оседают в трюмах, как бензиновые, и превращают прогулочные боты в бомбы. Затем он чувствует, что «Поки» качает так, что он[10] чуть на борт не ложится, видит, как Сьюзен вцепилась из последних сил в пиллерс, слышит, как она визжит его[11] имя, и осознает, вопя в ответ, что рванула-то погода. Он с трудом снова взбирается в рубку и закатывает геную, а Сьюзен у штурвала убирает грот ровно так, чтоб развернуться носом чуть против ветра. Шторм у нас всего пять минут, а волны все круче. Фенвик скатывается вниз, где все в беспорядке, влататься в спасжилет и страховочную привязь, и наплевать пока на штормовку и прочее; после выкарабкивается к опасной работе – зарифить грот. Хоть и пристегнут он к спасательному концу, Сью становится легче, когда работа закончена; штормовым стакселем она ставит «Поки» носом в море, пока грот стои́т бейдевинд. Ветер усиливается так быстро, что к тому времени, как Фенн возвращается в рубку и брасопит грота-шкот, мы не справляемся и нужно снова убирать паруса. Ставя их бейдевинд, он медлит, пока Сьюзен облачается в дождевик и жилет и цепляет страховку; затем вторично идет вперед по кренящейся палубе, в воющих брызгах, промокая до нитки и замерзая, зарифить штормовой стаксель и взять два рифа на гроте. Теперь хоть что-то в нашей власти: Сьюзен надежно пристегнута у штурвала, «Поки» временно держится сам, и Фенн поэтому спускается быстренько обтереться, надеть штормовку и закрепить в каюте незакрепленное, после чего вновь поднимается к своей перепуганной подруге.
Вот у нас возникает минутка преходящего досуга, чтобы вместе воскликнуть по поводу внезапной свирепости шторма: Хрясть! Хлобысь! Анемометр зависает где-то между тридцатью и сорока узлами, с порывами и крепче того, но между несущимися тучами все равно различимы звезды. Мы оцениваем урон: ссадина у Фенна на голове кровоточит, но неглубокая; автомату управления курсом, похоже, капут; мы черпанули
Наше судно – длиной 33'4", с тендерным парусным вооружением, управляется штурвалом, вспомогательная силовая установка дизельная, и оно мужского рода.
Фенвика Скотта Ки Тёрнера, возраст 50 лет, сына «Шефа» Хермана Тёрнера и Вирджинии Скотт Ки с острова Уай, Мэриленд: бывшего сотрудника Центрального разведывательного управления США, в последнее время (до 1978 года) консультанта этого учреждения; автора «КУДОВ», разоблачения отдела Негласных Служб ЦРУ (НС); в настоящее время – в неоплачиваемом «творческом отпуске» между работами. Но его жена, в браке с кем он состоит семь лет, Сьюзен Рейчел Аллан Секлер, б. г. н., д. ф. [бакалавр гуманитарных наук, доктор философии – примеч. перев.], возраст 35 лет, адъюнкт-профессор американской литературы и творческого письма в Вашингтонском колледже, Честертаун, Мэриленд, в настоящем творческом отпуске на полставки за 1979/1980 учебный год, визжит лишь «Фенн!».