Монтао. Даниил Вадимович Галкин
путь к мелодии. Даже в самой тёмной чаще эти огоньки стали маяком для ищущего глаза.
Монах, спотыкаясь о препятствия, скрытые под цветочным ковром, ориентировался на звуки флейты и свет, исходящий от деревьев-фонарей. Но внезапно музыка оборвалась. Одновременно с ней погасли и путеводные огни. Туман медленно рассеивался.
– О, Недзи… – чувство тревоги нарастало.
Наступила гробовая тишина. Не было слышно ни сверчков, ни птиц. Ветер словно обходил лес стороной, не желая нарушать гнетущую атмосферу. Но что-то шевельнулось среди растений, окружавших путника. Цветы пришли в движение, словно кто-то невидимый их касался. И тут послышался крик мальчика. Путник побежал на звук его голоса, стараясь не задеть странные цветы, которые двигались так неестественно. Внезапно зазвучала флейта. Растения замерли. А туман и огни появились вновь. Звуки мелодии слышались всё ближе. Так почему же мальчик кричал?
Монах попытался ускорить бег, но зацепился о скрытый в густой растительности камень, споткнулся и упал в цветы. Густые фиолетовые лилии, почти в метр высотой, мягко, словно огромная подушка, приняли падающее тело в свои нежные, но крепкие объятия. Бутоны накрыли сверху, как тяжёлое покрывало. Человек в белом, лежащий на цветочной «перине» почувствовал, что не только не может подняться, но даже пошевелить пальцами. Это казалось невозможным. Убаюкивающие звуки словно утяжеляли веки и заставляли погружаться в сон. Ясное сознание уходило всё дальше и дальше. Монах стал заложником неведомой силы, которая оказалась гораздо мощнее его самого. Но чудо! Музыка прервалась, и бесконечно сонное состояние в миг исчезло.
Однако из гущи цветов начало подниматься что-то ещё, помимо нашего путника. Это цветы отпускали восставших духов, одетых в разные одежды, с разным оружием: от вил и крестьянских обносков до боевых мечей и доспехов древних воинов. Духи были полупрозрачными, словно застрявшими между жизнью и смертью, с пустым выражением лица и тёмными глазами, не знающими покоя. Но помимо призрачной сущности у них была ещё одна общая черта – смертельная рана. У кого-то – отверстие в теле от обычного колющего удара, у других – отсутствие части ноги или руки. А некоторые призраки и вовсе – были лишены головы. Вся эта нечисть, как и монах, стоявший среди неё, пробудилась одновременно, в момент, когда исчезли звуки флейты.
Не упокоившиеся души, как показалось монаху, повернули головы, у кого они, конечно, остались на своём месте, в его сторону. На самом деле они смотрели сквозь него на своих призрачных врагов. После нескольких секунд неподвижного противостояния, мёртвые воины внезапно ринулись друг на друга. Их призрачные мечи со звоном скрестились в массовой битве. Часть духов устремилась куда-то в лес, другие выпускали в них стаи стрел в попытке остановить. Ещё один град стрел обрушился на бойцов-крестьян. Призраки получали удары, несовместимые с жизнью, но продолжали сражаться. В сторону места, где стоял монах, бешеным галопом неслись всадники, сносившие всё и всех на своём пути, но как порыв ветра, пролетели сквозь живого.