Ave Maria. Вацлав Вацлавович Михальский
благодаря ее беременности. Так, еще не родившийся ребенок начинал управлять судьбами взрослых людей. В дальнейшей своей жизни Александра Александровна не раз была свидетельницей похожих ситуаций.
В тот день, когда в Париже Мария впервые посетила профессора Шмидта, в Москве Александра проснулась утром за десять минут до звонка будильника, который поднимал их с Иваном всегда ровно в 6.30 по московскому времени.
Десять минут вроде бы так мало, а Александра успела за эти 600 секунд прочувствовать и пережить так много, что хочешь не хочешь, а задумаешься об относительности всего земного.
Раньше Александра спала у стенки, а Иван с краю их не слишком широкой полутораспальной кровати с никелированными спинками. После того, как Александра окончательно уверилась в своей беременности, по ее просьбе они поменялись местами.
Она проснулась оттого, что ее разбудила дочь. В том, что родится не сын, а дочь, Александра не усомнилась ни разу.
Разве словами выразишь это чувство, когда тебя будит навстречу новому дню еще не родившаяся дочь? Все слова тут какие-то маленькие и тусклые, а душа замирает от невыразимого счастья жить сразу двумя жизнями.
Иван всегда спал очень тихо, его дыхания почти не было слышно, и это нравилось Александре, как и то ровное тепло, которое исходило от его тела. Много лет спустя, но еще глубоко при советской власти, Александра прочитала в потрепанной «Роман-газете»[7], в повести своего современника: «Семьей всегда было для меня нечто, пронизанное общим теплом».
С Иваном ей, конечно, спокойно, и решение вроде бы принято ею бесповоротно, но через неделю вернется Адам, и что тогда? Как ей работать с ним рядом изо дня в день? Как им работать бок о бок? Они ведь не устоят и снова бросятся в объятия друг друга, как в Ашхабаде. А дочь? Вон толкается… – Александра положила себе на живот обе руки, и толчки прекратились. Нет, это невозможно…
Александра пришла на кафедру за полчаса до урочного времени. Ни Александра Суреновича Лапикова, ни его жены Натальи еще не было на работе. Открыв дверь своим ключом и не зажигая света, она прошла в зимнем утреннем сумраке просторного кабинета к столу Папикова, положила заявление об увольнении и убежала на лекции.
– Что это значит? – бесстрастно спросил Папиков свою жену Наталью, прочитав заявление Александры. – Взгляни, – и он протянул ей листок.
– Нормально, – сказала Наталья, пробежав глазами написанное на листке. – Ей сейчас так тяжело…
– Что тут нормально? Ни с того ни с сего?! В чем дело? – приподняв очки на лоб, недоуменно спросил Папиков.
– Саша, ты меня удивляешь, – она ведь беременная.
– Ну и что? Беременная радоваться должна, а не кидать заявления. Мы фронт прошли…
– Саша, при чем здесь фронт? Она сейчас замужем за своим бывшим комбатом, а теперь генералом.
– Ну и что?
– Саша, какие вы странные мужчины… Ребенок от генерала, а тут Адам… чего непонятного?
– А-а, я как-то
Популярное в СССР издание, публиковавшее произведения русских и переводных авторов многомиллионными тиражами.