Прошлое и пережитое. Владимир Иванов
они идут, с головы или с хвоста поезда, и пересаживались из непроверенного в проверенный вагон. Однажды все-таки налетели, и что всего обиднее – перед последней станцией Семибратово, примерно в 12 км от Ростова. Нас высадили, передали дежурному по станции для составления протокола. К счастью, он оказался нашим соседом, протокол не составил, но сказал, что до утра никаких поездов не будет. Пошли пешком, ночь осенняя, черная, но компанией не скучно, благополучно добрались до дома даже до рассвета. Возвращались в понедельник в Ярославль всегда с билетом. Хоть у родителей было очень нежирно, но всегда что-нибудь давали из домашней снеди: соленых огурцов, капусты, картошки, ржаных пирогов с картошкой (ох, как были вкусны, особенно сразу из русской печи). С такой поклажей изображать зайцев было невозможно.
Уже перед каникулами любили ездить за город с вечера по Костромской дороге в березняк, там еще с прошлого года было присмотрено соловьиное место. Ночи прохладные, но у костра тепло и уютно. До соловьев читали стихи, кто кого больше любил. Я только что открыл для себя Есенина и упивался его лирикой. Мои друзья не без удивления слушали, весь антураж соответствовал восприятию есенинской музыки и чувств.
А еще произошло прозрение древнерусской живописи. В Ростовском музее не было особенно значительных произведений иконописи. (Неразборчиво) владели восприятием фресковые росписи церквей кремлевских и особенно Воскресенской церкви. Так же и в Ярославле. Здесь все заполняла архитектура и также фрески, особенно Илья Пророк и Иоанн Предтеча в Толчкове. Архитектура тем более была интересна, что еще велись реставрационные работы на памятниках, пострадавших во время Ярославского белогвардейского мятежа 1918 г. Особенно поражало, как из безликих зданий формировали совершенно иные формы в Митрополичьем доме на Волге.
Но вот однажды на кафедре истории русской литературы была объявлена лекция проф. А. И. Анисимова о новых открытиях в древнерусской живописи на памятниках, найденных в Ярославле. Александр Иванович очень умело на фоне общей истории Руси XI–XII веков раскрывал культуру этого важнейшего периода, когда зарождалось большое русское искусство, определившее его направление на целых шесть столетий. А когда на экране появилось изображение ангела из Оранты или, как теперь его называют, «Великая панагия», а затем голова Оранты, проснулось понимание великого, запечатленного художником, и того великого, которое мог создать представитель народа, идущего по ступеням к верхам духовной и эмоциональной культуры. После этого я совсем по-другому стал смотреть на иконы, увидев в них то, что они совсем не одинаковы, что они выражают всю гамму человеческих переживаний, а не замерли в статических позах, равнодушно взирая на обезличенное пространство.
Вторым прозрением была лекция Н. П. Сычева об архитектуре Ярославля XVII века. Какую надо было иметь исключительную эрудицию, чтобы почти осязаемо вызвать в воображении реальную жизнь Ярославского посада во всем его разнообразии