Видали мы ваши чудеса!. Ольга Голотвина
внуков, да двоих правнуков! И вас всех схороню!
Гостья глядела на хозяйку и вспоминала старых до белизны змей, переживших свой яд.
Эта старуха свой яд не пережила. Она им просто сочилась.
Обернувшись к путнице, Гордея холодно бросила:
– Я такого обета не давала, чтоб со всей Славии бродяжек привечать. Ни к чему ты здесь. Пришла незвана, уйди негнана!
– Дозволь сказать, бабушка, – тихо вмешался мельник. – Человека в грозу в дом не пустить – богов прогневить. Перун-Громовник и покарать может. Молнией в крышу…
За лесом откликнулся дальний гром.
Старуха с прищуром глянула на подходящие из-за леса тучи, словно увидела за ними грозного великана с молнией в руке.
– Ну… будь по-твоему, пусть приблуда остается. Только чтоб в доме не ночевала, еще стянет чего… Пусть ночует в амбаре, что над мельничным прудом.
Кто-то из батраков ахнул.
– Бабушка, – попытался заступиться за гостью мельник, – может, хоть на сеновале? Что она там украдет – охапку сена прошлогоднего?
– Вот дождешься моей смерти – тогда командуй… И чтоб еды ей не давать! Моего добра не хватит – нищих угощать… – Гордея обернулась к путнице: – Как звать-то тебя, гостьюшка дорогая?
На последних словах голос ее задрожал от ненависти.
Странница ответила кротко и спокойно, с глубоким поклоном:
– Ты, Гордея свет Вышатична, мое имя угадала. Сказала ты: «Пришла незвана…» Незваной меня люди зовут…
Незвану отвели в амбар, покосившийся над прудом так, что вот-вот был готов рухнуть в воду, и оставили одну. В амбаре был свален всякий хлам: сломанная прялка, груда протертой до дыр обуви, какую не взялся бы чинить ни один сапожник, и облезлый кожух из овчин, на который путница тут же уселась.
Со скрипом приоткрылась дверь, в амбар заглянула светловолосая, голубоглазая девчушка лет двенадцати. Заговорила веселым шепотом:
– Эй, гостьюшка… Незвана, да? Я тебе поесть принесла. Только тихо!
И протянула путнице ломоть хлеба с горсткой каши на нем.
– Спасибо, девонька, – протянула Незвана руку за угощением. – Как тебя зовут-то, добрая душа?
– Дарёной кличут.
– Родня хозяйская? – поинтересовалась Незвана, делая вид, что не заметила потрепанной одежонки на девочке.
– Нет, батрачу. Да всё равно уйду скоро. Плохое место. А скажи-ка, добрая женщина, пока ты странствовала, не встречался ли тебе человек: по виду бродячий торговец, при нем лошадка навьюченная, а на правой щеке у него – красное пятно от ожога, большое такое, во всю щеку?
– Не встречала. Да я по свету недавно брожу, только как овдовела… А кого ты ищешь, девонька? Родич он тебе?
Дарёна отмахнулась:
– Коль не встречала, так и говорить не о чем… Ты ешь на доброе здоровье!
Пока путница ела, девчушка, стоя в дверях, рассказывала про дела, что творились на мельнице.
Оказалось, Гордея в юности чем-то угодила черту и за то попросила у него долгой-предолгой жизни. А долгой-предолгой молодости попросить, дура, не догадалась. Вот