Будьте моей бабушкой. Валерия Ошеева
проглотила бутерброд и запила чаем.
– Жалко, белья нет чистого, говорю.
– Ничего, найдём. Решим тут один «банковский» вопрос, и будет бельё.
– Так мы завтра в банк?
Тамара Михайловна зачерпнула хлебной коркой консервы. Женя сняла с головы полотенце и сухим концом вытерла мокрые волосы.
– Давно хотела сказать, что вы запасливая.
Тамара Михайловна улыбнулась.
– Мы как-то раз, когда Павлуша был маленький, забыли полотенца. Он орёт почём свет, а у нас только шерстяное одеяло. И пришлось Витеньке зимой, в одежде на мокрое тело, бежать до дома. Тогда и поставили здесь комодик, чтобы пара полотенец всегда лежала про запас…
– Почему ваш сын… – Женя не могла подобрать верного слова.
– …вырос таким дармоедом? – Насупилась Тамара Михайловна и поглубже завернулась в платок, накинутый поверх нижней сорочки.
– Ну да.
– А не знаю я, почему! Думала, думала и перестала. Всё давалось, всё. В техникум учиться пошёл, на повара. Встретил там какую-то кралю… не эту, другую. И понеслось. Пил не просыхая, может, и наркотики пробовал, чёрт его знает. Сидел он у меня два раза – за драку пьяную и за ДТП. Я ему говорю: «Сынок, да что ж ты творишь? Разве этому мы тебя с отцом учили?» А он мне только: «Уйди, мама, сам разберусь». Потом вроде как остепенился, женщину нашёл, с виду поприличней. Таксовать начал. Говорит: «Жениться хочу, мама. Заживу как человек». Это в сорок пять-то лет! Только, говорит, нехорошо жену в материн дом приводить, неправильно. И я, дура, уши развесила, о внуках уже загрезила. Отписала всё этому дармоеду, а Нинка меня быстро утилизировала. – Тамара Михайловна сняла свои огромные очки и смахнула краешком полотенца слёзы. – Ой! У меня ж ещё барбариски есть! – Она встала с лавки и подошла к рюкзаку, который стоял на старом облезлом комоде. – Угощайся.
Женя развернула фантик, но конфету класть в рот не стала.
– Моя мама любила барбариски. Она вообще любила всё простое, без «наворотов» – это её словечко. Мы с сестрой однажды купили веганские пирожные, и мама потом месяц нас дразнила, когда что-нибудь пекла: «Будете вкусное или свою морковь?» Не знаю, почему-то вспомнилось. – Женя положила конфету рядом с собой на лавку. К щекам прилила кровь, как будто она ошпарилась.
– Так у тебя есть сестра…
– Нет, нету. Она уже совершеннолетняя и занята своей жизнью, я ей не нужна.
– А отец?
– А отца тоже нету. Он всё моё детство пропадал на вахтах, бурил скважины. А потом вообще пропал.
– Куда пропал?
– Никто не знает, так и не нашли.
Тамара Михайловна задумчиво протянула:
– Н-да… И давно ты без мамы?
– Двенадцать дней и пятнадцать месяцев.
– Тебя сразу забрали?
– Куда?
– В детский дом.
– А, ну да. – Эта часть вранья нравилась Жене меньше всего. – Пойду руки помою.
«Не хочет вспоминать», – решила Тамара Михайловна, а вслух сказала:
– А