Снег и пепел. Дарья Коробкова
вовремя Троянской войны. Он дрался за нее и для нее с греками, окропляя землю чистую кровью врагов названных. И воспевал песни о победе, стукаясь чарками с вином о другие и обнимая ее улыбающуюся и смеющуюся.
Это везде был он, он, он и только он!
А не поганец, прятавшийся на Олимпе, распивающий божественный нектар с Афродитой и менадами Диониса и нимфами.
С Гермесом друзьями они, но временами мечтает он придушить поганца. А ревность бурлящим костром ведьмовским внутри него, не гаснет, а только с новой силой разгорается.
Опять и опять он натыкается на стену хладности, припадая к ее ногам и целуя ступни. Гермес стоит в стороне, поймав взгляд Елены и легкий кивок, разворачивается и удаляется.
– Душенька моя, скажи мне что я не так сделал. Милочка моя, скажи почему так холодна ко мне? – шепчет он беспрестанно на коленях стоя и руки, руки обнимают ее ноги.
А сама Елена сидит на кровати, смотрит на него сверху вниз как Цезарь на проигравших гладиаторов и видит он скорую гибель свою, сожжённый в огне безответной любви. Дурак то, думал, что привык к ней и ее халатному характеру. Привык к тому что она меняет мужчин как Афродита шелка свои.
Может и любит она его, но также, как и любит вкусно поесть, посмеяться над сальными комментариями Ареса и чмокнуть на прощанье Диониса. Она не любит одного, она любит весь мир и все его многообразие.
Но не его.
А Гермес как данность бытья, сделавший ее бессмертной олимпийкой.
Ее любовь не созидание чего-то нового, ее любовь мимолетные, расплавленные искры солнца и звезд что на всех распространяются, опадая.
И уходят они с рассветом, стыдливо опаленные колесницей Гелиоса, выведенные на свет божий и показавшие свое истинное нутро прогнившее.
– Я устала от тебя, – звучит из ее уст приговор.
Стрибог вздрагивает, отпрянув от нее, и украдкой смотрит в сторону окна где видна одна из смотровых площадей Олимпа откуда боги смотрят на смертных. Гермес стоит поодаль там и взирает на него с немой тоской и сочувствием, будто бы подтверждая ее слова.
Пусть он оденет ее в дорогие шелка, подарит дорогие украшения и целует неустанно днями и ночами. А он же, может предоставить лишь затхлый дым из курительной трубки, что изысканно окутывал ее лик навеки молодой.
Он поднимается, кладет голову на ее колени и обнимает за талию, смыкая ладони на пояснице. Сердце в груди стучит гулко, больно. И когда он сделался собакой? В самый первый раз, когда отогревшаяся после долгой ссоры Елена позвала его вновь. Тогда и начал расцветать собачий оскал, хвост, виляющий радостно и большие, большие добрые глаза жадно просящие ласки и любви.
Так он и сделался собакой, думает Стрибог.
– Прошу не бросай, голубка моя. Прошу скажи, что ты лжешь.
Елена пальцы в его буйные кудри волос запускает, гладит и перебирает.
А ему ой как захотелось чуднуть, дернув ногой как пес проклятый, когда чешут за ухом.