Горизонты истины. Социально-философская повесть. Исабек Ашимов
чувства, проигрывают по сравнению с таковыми у других людей, а потому всегда очень смущался, терялся.
– Как правило, разговаривая с людьми, которых я уважаю, я кажусь себе ничтожным и всегда ощущал боязнь сказать лишнее, чувствовал постоянную скованность и неловкость, в особенности, когда мне приходилось высказывать свою точку зрения в присутствии многих людей, – не раз удручался Каракулов.
Как знаток его характера могу сказать, что это сущая правда. Он работяга и когда ему давали поручения, боялся сделать что-нибудь не так, а потому многократно проверял, исправлял до чистового варианта и, если он что-то упустил либо скомпрометировал себя, бывал совершенно подавлен и долго не мог прийти в себя. Опасения, что может сделать не так, как следовало бы, заставляли его быть ответственным исполнителем, а опасение сказать что-нибудь неправильное или нелепое – сдержанным. Но самое удивительно то, что за авторитета в какой бы ни было области он никого не признавал. На мой взгляд, все его усердия не от боязни перед кем-либо, а лишь ответственность перед своей совестью.
– Я никогда не имел опыта переживания авторитета ни в школе, ни в дворовой компании, ни среди студентов. Если признаться, то я не имел авторитета и в моих занятиях философией и литературой, так как все постигал самостоятельно на уровне самопознания, самообразования, самосовершенствования, – признавался он. – Из-за того, что у меня до сих пор нет соответствующей философской культуры, я продолжаю сторонится философского общества. Хотя, считаюсь знатоком специфических вопросов философии – философия медицины, философия морали и этики, религии и технологической предосторожности. В этих сферах я мог бы сказать свое слово более квалифицированно, более сведуще, чем другие философы.
Если на чистоту, то Каракулов никак не обладал уникальным качеством, которое называется пониманием устройства жизни и аппаратных игр, у него никогда не было административных способностей, а потому он был далек от понимания пружины непростого механизма общественной жизни в коллективах, в которых ему пришлось работать. У него никогда не было должной коммуникабельности, умения выстраивать доброжелательность, идти на компромисс и взаимовыручку. Его фишкой была профессиональная грамотность и умение отдаваться работе.
– Я не принадлежу к так называемым «душевным» людям, с которыми можно дружить, не разочаровываясь, – с грустью признавался профессор. – В этом аспекте, я давно свыкся с мыслью о том, что у меня очень слабая способность к дружбе, прежде всего, из-за своей, так называемой «душевной стыдливости». Признаться, иногда хотелось поговорить с кем-нибудь по душе о самом главном, и вдруг мной овладевал пафос дистанции, побеждала моя скрытность, боязнь потерять личную свободу.
Действительно, проблема общения для Каракулова всегда была мучительной. По крайней мере мне казалось, что сделав шаг к сближению