Минотавр. Анна Игоревна Жиляева
в дальнем углу одного из вольеров. Громов ещё раз провёл ладонью по серой шерсти и поставил кошку на пол. – На работе проблемы. Не знаю, куда двигаться дальше, если честно.
– Ну проходи, поговорим, – через плечо бросил Иван Сергеевич и указал на дверь в гостиную. – Дуй туда, я сейчас с кофе закончу и подойду. Тебе сделать?
– А покрепче ничего нет? – усмехнулся Громов, сам не зная, шутит он или нет.
– Даже так! А Майя не будет против, если ты домой поздно придёшь?
Громов замер, чувствуя, как по спине прошёл холодок, а ладони сразу же вспотели. Иногда он успевал забыть о том, насколько на самом деле были странными отношения между ними.
– Не будет, – буркнул он и прошёл в небольшую уютную гостиную. На полу валялись игрушки для кошек, стояла большая когтеточка с домиком, а на диване, небрежно застеленном покрывалом, лежал кот – крупный британец с приплюснутой мордой. Арчи был единственным в этом приюте, кого нельзя было забрать. Любимый кот Ивана Сергеевича. Громов сел рядом и столкнулся с изучающими жёлтыми глазами.
Первый раз он приехал в приют за Моцареллой. Ивана Сергеевича Громов тогда не знал – просто нашёл на Авито приют и недолго думая поехал. Перед этим несколько недель смотрел в разных питомниках, выбирал породистого щенка с родословной, а в последний момент сорвался неизвестно куда.
В принципе у этого имелась причина. Был дождливый, холодный осенний день, к тому же двадцать третье октября – день рождения Майи. У Громова тогда уже не так сильно болело, но всё же ощутимо, особенно в праздник, который столько лет до этого приносил счастье. По утрам он всегда ходил за букетом цветов, пока жена ещё спала, а после делал всё, что она захочет; чаще всего, следуя за безумной фантазией Майи, они оказывались в самых непредсказуемых местах. Например, в первый год брака они трижды гуляли посреди ночи в разных городах, иногда совершенно неожиданных, и происходило это не только на день рождения – чаще всего, как только ей в голову взбредёт. У Майи не было рамок, ограничений, она всегда уверенно смотрела вперёд и не оглядывалась, даже если за спиной оставалось тяжёлое прошлое. По крайней мере до определённого момента. Громов поздно понял, что сам он никогда не был таким.
В тот день он места себе не находил. На кладбище ехать не хотелось, вспоминать прошлое – тоже, поэтому поездка за город под любимую музыку помогла немного разгрузить голову. Громов как сейчас помнил: дождь, затянутое тучами небо, и он один на один со всем, что случилось.
Моцареллы на тех фотках на Авито даже не было; Иван Сергеевич только-только забрал её у нерадивых хозяев и не успел выложить никуда. Но Громов увидел её сразу, как зашёл в подвал, где пережидали дождь собаки приюта. Она боялась всех, а особенно – чужака, нарушившего и без того тяжёлую адаптацию после жизни в квартире, но Громов как-то сумел завоевать доверие. Он не верил в родство душ, но почувствовал что-то неуловимое, когда протянул руку, а тогда ещё безымянная Моцарелла ткнулась в неё мокрым носом. Решение