Homo academicus. Пьер Бурдье
научной администрации вынудило совокупность агентов высшего образования платить ту обязательную дань уважения науке, каковой является употребление заимствованного у естественных наук языка для обозначения реальностей, часто очень далеких от науки (я думаю, например, о понятии лаборатории)[87].
Так, например, факультеты медицины, не говоря уже о праве или наиболее традиционных литературных дисциплинах, где новые слова зачастую плохо скрывают старые реалии, под именем исследования часто предлагают деятельность, очень далекую от того, что понимают под этим словом на факультетах естественных наук. Например, один из профессоров на вопрос о том, сколько времени он посвящает, помимо прочего, исследовательской деятельности, мог ответить: «Гораздо меньше, к сожалению, поскольку я очень ограничен во времени. Исследование – это главным образом работа по руководству, по управлению людьми, по поиску средств, подходящих людей – в большей степени, чем работа в собственном смысле слова. Я не из тех, кто сам проводит исследование, я помогаю другим людям его провести, но не провожу его лично или, в конце концов, делаю сравнительно мало, к сожалению». И другой профессор, также с медицинского факультета: «Я не провожу исследование сам. Принимая во внимание мой возраст, я им руковожу, слежу за ним, субсидирую его, пытаюсь найти средства, чтобы его субсидировать, средства для исследования. И преподавание – я также преподаю, к тому же я обязан проводить минимум три лекции в неделю, стало быть, мое преподавание происходит в форме лекций, а также в форме служебных собраний, которые мы проводим раз в неделю и где изучаем особенно сложные случаи, это составляет часть одновременно исследования… это охватывает одновременно исследование, преподавание и заботу о больных». Есть все основания предполагать, что в случаях, подобных этому, в котором нет ничего особенного, патримониальный патрон жертвует так называемым личным исследованием в пользу поиска средств для проведения исследования учеными, руководить которыми в бюрократическом смысле слова он может лишь в той мере, в какой оказывается не в состоянии руководить их научной работой. В данной ситуации он может найти в недифференцированности ролей средство скрыть реальное положение вещей от самого себя и от других, выдавая за роль исследователя роли административного руководителя или научного администратора[88].
Работа по накоплению и поддержанию социального капитала, который необходим для того, чтобы содержать обширную клиентелу, обеспечивая ей ожидаемые от «патрона» социальные выгоды вроде участия в комитетах, комиссиях, жюри и т. д., предполагает большие временные затраты и поэтому соперничает с научной работой, являющейся (необходимым) условием накопления и поддержания собственно научного капитала (который сам в той или иной степени всегда заражен статусными видами власти)[89]. Успех этого предприятия по накоплению
Невозможно описать все последствия – приносящие чаще всего вред действительному прогрессу исследований – генерализации модели естественных наук под совместным влиянием организационной и технологической модели этих наук и бюрократической логики, которая склоняла корпус научных администраторов, предрасположенных благодаря своему образованию и специфическим интересам к собственно технократическому видению, понимать и признавать лишь те «проекты», которые были задуманы по модели естественных наук. Так, например, мы были свидетелями появления целого ряда крупных предприятий с большим бюджетом, использующих «передовые технологии» и значительное число узкоспециализированных исследователей. Эти предприятия были обречены на решение фрагментарных задач, потому что только такие задачи могут породить программы, возникшие в результате альянса технократов, ничего не смыслящих в науках, управлять или даже направлять которые они претендуют, и исследователей, достаточно непритязательных для того, чтобы позволить «социальному заказу», выработанному беспорядочными brain-storming комитетов, комиссий и других объединений, «ответственных» за науку (и научно безответственных), навязать себе объекты и цели.
То же верно для профессоров права и в большинстве случаев гуманитарных дисциплин. Профессора права, в частности, нередко отождествляют исследование с личной работой, связанной с их преподавательской деятельностью: «Я не выполняю каких-либо функций в организации исследования, так что этот вопрос является беспредметным. ‹…› Исследование, проводящееся в настоящее время, остается чисто индивидуальным исследованием, которое проводится за свой счет. ‹…› Я не могу разделить преподавание и исследование. Любая преподавательская деятельность предполагает исследование и любое исследование обязательно раньше или позже выливается в педагогическую деятельность. ‹…› Все, что мы делаем в очень тяжелых условиях, непосредственно поглощается преподаванием, и нам совершенно не хватает времени на то, чтобы провести длительное исследование» (профессор публичного права, Париж).
Это верно для всех факультетов. Эффект заражения, который университетская власть осуществляет в отношении представления о научном авторитете, является тем большим, чем менее автономизирована и формализована научная компетенция.