Валентин Распутин. Русский гений. Нелли Гореславская

      У Александра Ивановича Куприна есть рассказ «Река жизни». Герой его, студент-самоубийца размышляет перед смертью:

      «Ах, я думаю, что ничто в мире не пропадает, – ничто! – не только сказанное, но и подуманное. Все наши дела, слова и мысли – это ручейки, тонкие подземные ключи. Мне кажется, я вижу, как они встречаются, сливаются в родники, просачиваются наверх, стекаются в речки – и вот уже мчатся бешено и широко в неодолимой Реке жизни. Река жизни – как это громадно! Все она смоет рано или поздно, снесет все твердыни, оковавшие свободу духа. И где была раньше отмель пошлости – там сделается величайшая глубина героизма. Вот сейчас она увлечет меня в непонятную, холодную даль, а может быть, не далее как через год она хлынет на весь этот огромный город, и потопит его, и унесет с собою не только его развалины, но и самое его имя!»

      Этот обоюдоострый образ реки, которая с одной стороны – символ жизни, само мироздание, а с другой – апокалиптический поток, смывающий в бездну и самого студента, и всю его вселенную, каким-то странным образом перекликается с распутинской прозой, в которой Река стала больше чем символ, стала самим провидением, дающим благо и забирающим не только жизнь отдельного человека, но и то, что неизмеримо больше – его вселенную, землю, малую родину.

      На берегу этой реки человек рождается, живет и умирает – часто в ее глубоких водах, как сделала это Настена из «Живи и помни».

      В водах ее тонут не только люди, тонет гораздо большее: тонет их нынешний мир, тонет их прошлое. Островная Матёра, как Атлантида Нового времени, символично отправляется на дно реки вместе с гробами предков и не случайно перед погружением в воды потопа деревня сгорает в апокалиптическом пламени: воды библейского потопа были лишь прообразом последнего огня, в котором обновится земля. «И ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их» (Откр. 20, 9), – пишет тайнозритель о грешниках последних времен, отступивших от завета с Богом.