Дед. Рождественский horror посередине лета. Петр Юшко
жалуй, на этом и остановимся.
Стоял разгар короткого и жаркого северного лета. Солнце, всего на пару часов заходило за западную от лесного дома сопку, и продолжало настырно торчать в голубом небе, целенаправленно выжигая робкие облачка. Короткая крепкая зелень в лесу скукожилась. Мужчина тяжело протопал рыжими высокими ботинками по хрустящему зеленому мху, усеянному черным покрывалом глянцевых ягод вороники. Он шагнул на валун, торчащий из воды и, задрав к небу лохматую бороду, расслабился и закрыл глаза. Неподалеку тихонько цвиркала неизвестная птичка.
– Милый, ты где?– До человека со стороны дома донесся певучий женский голос,– Алёшенька, ты опять в озеро это делаешь? Мы же пьем из него!
– Ну, если этого в лесу делать нельзя, зачем вообще тут жить,– проворчал человек и с трудом застегнул пуговицы на штанах,– скоро медведям будем запрещать гадить в лесу. А то это не выглядит экологичным. Опять забухтела. Я тут, Настя! Чего вот, жена, проснулась в такую рань? Только бы мне помешать сосредоточится. А такие планы были на утро. Не судьба, значит, опять. Сейчас вернусь, милая!
– Томас снова хочет гулять! Одень ему штанишки и пройдись с ним. Мальчик весь изнылся с утра.
– Я гулял с ним в полпятого! Да просто выпусти его! Сейчас не опасно,– мужчина потянулся, хрустнул реберным хрящом в центре грудины, и проворчал себе под нос,– хотя как не опасно? Конечно, опасно. Люди в такую жарищу снова набьются на пляж у озера и, лисы тут как тут, на запахи шашлыка. А им мои толстые котики намного интереснее перегоревшей искусственной свинины. Иду! Иду, бегу как могу.
Он тяжело прыгнул двумя ногами на берег и пошел к дому.
Дом выглядел почти так же, как и человек. Старым, незыблемым, массивным. Один этаж с почти плоской крышей. Стены из обветренных кусков гранита, вросших в землю и друг в друга. На камнях уже не одну сотню лет нарастал мох, и даже маленькие каргалистые северные березки. Располагался дом километрах в пятидесяти от города, на берегах двух крохотных родниковых озер. Из окна дома виднелись извилистые рваные края большого голубого озера с прекрасным песчаным пляжем. От той стороны до ушей человека иногда доносились звуки, и он морщился, словно от зубной боли.
Пока человек, сидя на крыльце, одевал "штанишки" на толстого серого кота, его жена не умолкала:
– Хочу поехать в город на пару дней. Могу с собой старших котиков взять. Тебе легче будет с двумя. Справишься? Мне бы по магазинам пройтись и в квартире цветы полить. Неделю уже стоят без воды. Ты не хочешь со мной? Могли бы вместе пожить хоть пару дней в цивилизации. Или работать будешь? Может прикупить тебе еще бутылочку твоего, писательского?
– Пока есть запас, милая,– ворчал человек, с трудом нагибаясь через свое круглое пузо, пытаясь приладить шлейку на вертящегося, хрюкающего от довольного нетерпения кота,– хотел утром засесть, да закрутился. Опять, то одно, то другое. Сама-то доедешь? Аккуратно только, не гони. Заправиться не забудь. Там четверть батареи всего. Соленого хочу чего-нибудь. А вообще вроде все есть. Зачем опять гонять в такую даль? Но цветы надо полить. И котов оставляй, с чего я не справлюсь? Да? Ух, мои толстяки. Они не дерутся сейчас. Томас, милый мальчик, пошли гулять. Какой день сегодня?
– Суббота сегодня, Алешенька,– женщина перекинула толстую светлую косу через плечо на грудь.
– Вот, ельником меня драть. Скоро жарко опять будет. Поналетит народу на пляж. Бездельники. Нагадят, наорутся. Тут шататься будут. Терпеть не могу людей. Бесит это меня.
– Перестань. Не ругайся и не ворчи. Ведешь себя как Дед Карачун2. Ты же всех любишь. Сиди себе дома и пиши. Сюда никто не зайдет.
– Эт я должен всех любить. Гены такие. Детей еще, куда ни шло. Да и они тоже бесят. Они же себя плохо ведут. Всегда непослушные. Как мне не гневаться?
– Ну не бухти. Идите. Я закрою дверь, как соберусь. Посигналю когда взлечу. Телефон надень. Не бросай его, где попало. И звони, если что вспомнишь.
– Опять таскать эту хрень. Телефон! Какой это нахрен телефон? Последний раз телефон в руках держал лет сто назад. А это китайские извращения. Понаделали технологий бестолковых. Проку ноль. Связи тут толком нет. Мы пошли. Ключ у меня есть, закрой двери и окна. Жарко сейчас будет. И аккуратнее на дороге, высоко не взлетай. По правилам!
Мужчина пошел за дернувшим его за поводок котом. Томас рвался вперед в лес, хвост стоял трубой. Они вышли за высокую калитку в сетчатом заборе, обложенном снизу на метр в высоту кусками гранита и отправились по привычному для них маршруту. Кот сам знал, куда ему надо идти и вел человека, как на привязи. А человек напевал себе под нос:
Наш Том, наш Том, наш Том идет гуляться.
Завидует весь дом нам в том, что Том идет гуляться.
Наш Том, наш Том, наш Том идет гуляться
И даже под дождем наш Том опять идет гуляться…
Около валуна Томас насторожился и задергал хвостом. Начал красться вокруг камня и шумно принюхиваться. Человеку приходилось быть настороже и все время перехватывать поводок то одной рукой, то другой, в зависимости от того куда
Карачун – старое славянское божество, злой дух, сокращающий жизнь и олицетворяющий смерть в раннем возрасте, являлся повелителем зимних морозов, холода и мрака.