Совдетство. Узник пятого волнореза. Юрий Поляков
выехал на велосипеде усатый почтальон. На нем была синяя форменная рубаха и фуражка, тоже огромная. Правую брючину он прихватил бельевой прищепкой, чтобы не попала между зубцами и цепью. Я на такой случай предпочитаю железные «крокодильчики» для штор: надежней и не так бросаются в глаза. К багажнику была приторочена большая кожаная сумка с письмами. Увидев нас, почтальон соскочил с сиденья, прислонил велосипед к упругому кусту и кинулся обниматься с Батуриными:
– Джим-джим, кого я вижу! Здравствуй, дорогой!
– Здравствуй, Аршба!
– Ай, Башашкин, ай, молодец, что опять приехал! Да обойду я вокруг вас! А Валентина твоя все хорошеет! Смотри, украду! – Он, хитро щурясь, пропел: – «И на лоб нахлобучив башлык, увезу ее в горы!»
– На велосипеде? – усмехнулась Нинон.
– А хоть бы и так! – крутанул ус письмовозец. – Надо отметить приезд! Нина Егоровна, я зайду?
– Попробуй, – мрачно отозвалась она.
– Не один, а с дамой!
– С какой же, Аршба?
– С молодой! Изабеллой зовут. От нее голову можно потерять! Ждите! – пообещал он и укатил, виляя перегруженным багажником.
– Крути педали, пока не дали! – пробормотал ему вдогонку Ларик. – Да обойду я вокруг вас! Папуас! Много вас тут ходит!
– Т-с-с! – предостерег я друга, удивляясь: здесь, на Кавказе, к старшим относятся с особым уважением.
– А чего они к ней липнут! – огрызнулся Ларик. – Знают, что Пахан в больнице, и лезут. Диккенс, этот вообще достал…
Не успел Аршба скрыться за поворотом, как из-за колючего забора раздался счастливый вопль:
– Кого я вижу! Башашкин! Валя-ханум!
Батуриных обожали все аборигены. Тетя Валя и дядя Юра ездили в Новый Афон много лет, с тех давних пор, когда все еще были молоды, здоровы, веселы, безалаберны и могли ночи напролет пить самодельную чачу и вино-изабеллу, срывая закуску прямо с веток, свисавших к столу. В Новый Афон Башашкину порекомендовал съездить сослуживец по оркестру, уверяя, что цены там просто смехотворные по сравнению с теми же Гаграми. Но настоящая слава пришла к барабанщику, когда Сандро попросил его подменить захворавшего ударника из местного оркестрика, игравшего на танцплощадке. Ну, Батурин и показал им столичный класс! С тех пор он стал всеобщим любимцем. Однажды в ресторане дядя Юра приревновал молодую тетю Валю, хорошенькую до невозможности, к местному хулигану Мурману. Она лихо отплясывала модный рок-н-рол, и нахальный мингрел решил к ней присоединиться, да еще показал рискованные движения, когда танцоры с разворота сталкиваются попами. Этого Башашкин не стерпел, слово за слово, мужчины подрались, причем Батурин, в ту пору худой и ловкий, прилично навешал наглецу, и тот помчался домой за ружьем, чтобы пристрелить москвича, как собаку. Ссору мог бы на корню уладить Сандро, тоже известный в Афоне нарушитель общественного порядка, но он в ту пору сидел в КПЗ. К счастью, дружки успели объяснить разъяренному абреку, что пристал он к законной половине того самого виртуоза, чьим десятиминутным