Неодинокий Попсуев. Виорэль Ломов
не бывают в отставке. У нас беда с мастерами…
Через полчаса Попсуев сидел напротив начальника цеха, мужчины лет сорока и такой внушительной комплекции, что, казалось, не он сидит за столом, а стол ютится подле него. В Берендее угадывалась немалая физическая сила.
– Вот, – Сергей протянул Берендею документы.
– МЭИ? Спортсмен? Саблист? – он стал листать документы Попсуева. – Диплом саблей делал? Сам-то откуда?
– Из Орла.
– Понятно. Орел.
Позвонила секретарша.
– Запускай, Надя. А ты присядь вон там.
Белые и синие халаты, шапочки и косынки быстренько расселись, как белые и синие птицы, клюнув новичка своими острыми взглядами. «Словно в операционной, – подумал Сергей, хотя что именно напомнило ему операционную, где его вытащили с того света, сказать не мог. Пройди тогда сломавшийся клинок итальянца чуть выше – и привет. Камзол, как масло, прошил. – А их взгляды как клинки. Да ну, чушь…» А еще он вспомнил пожухлые вялые стебли вечнозеленых растений больницы, таких же больных на вид, как и вечно больные люди рядом с ними…
Какое-то время было оживленно, Попсуев ловил на себе косвенные взгляды, а хорошенькая женщина лет тридцати с правильными чертами лица, севшая напротив него, глядела строго. На ней был отутюженный, сияющий белизной халатик. Несколько мгновений она всматривалась в него. Сергей ощутил смутное беспокойство, словно она высматривала у него что-то внутри, чуть ли не душу. Ишь, сканирует. Удивительно светлая, прозрачная как льдинка женщина.
«Если ее раздеть, – подумал Попсуев, – сквозь нее будет видна противоположная стена». Его продрал озноб. Он подвинулся чуть в сторону – на стене за нею была какая-то схема, стрелки, квадратики, цифры, слова. Женщина повела плечами, глянула на Берендея. Она притягивала внимание Сергея как магнит. С трудом отвел он от нее взгляд.
Берендей в это время проглядывал журналы и амбарные книги. Цепко и быстро, изредка проверяя что-то на калькуляторе и записывая на отдельный листочек. При этом он следил и за присутствующими. Минутная стрелка на часах дрогнула, и все тут же замерли, словно она и в каждом из них сравнялась с отметкой «12».
– Ну-с, – сказал начальник, отложив журнал, – опять брачок-с на прокате пошел. Михалыч, в чем дело, а? Не слышу. Картина Левитана «Над вечным покоем». Язык-то расчехли. Выход за март свела? – обратился он к женщине напротив Попсуева. Та кивнула головой. – Покажешь потом. В чем дело, Борис Михайлович? Ролики сменил?
Минут двадцать шел разбор полетов, а затем Берендей представил Попсуева:
– Молодой специалист Сергей Васильевич Попсуев. МЭИ. Мастер спорта по сабле, так что не задирайтесь. Холост. – Берендей кинул взор на ледяную женщину.
Попсуеву показалось, что та как-то по-другому взглянула на него, чуть ли не с жалостью, взметнув в нем вихрь слов. «Странная. Снежная королева. Поцелует, и помрешь. На ребенка похожа. Есть такие дети, чересчур взрослые, им неловко смотреть в глаза. Наверное, ни разу в жизни не улыбнулась. Строгая, несмеяна…»
Берендей между