Профилактика ночных кошмаров..docx. Вечно Зелёный
ак что пристегнитесь.
Глава I. Глава, в которой никакой мистики нет и не будет.
Вводная часть.
Хотите поговорить о боге?
Вот и я не хочу.
А придётся.
Но сначала обсудим понятие стабильности и с чем эту стабильность едят.
Стабильность. Многим это слово, как мёдом по сердцу, для других же это ничто иное, как стагнация. Что касаемо меня, то стабильность – это всего лишь затянувшийся сон. И я пока не могу понять, насколько он кошмарный и длинный.
Но в самом начале этого кошмарного сна хотя бы мелькала надежда на то, что впереди будет что-то хорошее, что-то изменится, изменится в лучшую сторону. Надежда нависала фонарём надо мной, мне было не допрыгнуть до его тёплого света, но я верил, верил, что рано или поздно всё изменится, и я убегу из этого болота в светлую и счастливую страну фонаря.
Фонарь же этот то малость затухал, то снова светил во всю силу, иногда переливаясь разными цветами. Но чем старше я становился, тем тусклее казалось надо мной светило.
Стабильность.
Моя стабильность заключалась в том, что с самого детства, чуть ли не с роддома, мы с моей тучной матерью, накрашенной так, будто шли мы на встречу с председателем села (с тонной тонального крема «Балет» (до сих пор вертится его запах в носу) и густо обведёнными глазами доисторической тушью из коробка), ходили по соседям, по окраинам, заброшкам, сараям и гаражам с бомжами и алкоголиками и искали отца.
– Сейчас найдём его, а он померший, – говорила каждый раз мать. И первое время меня сильно пугали её слова, подкреплённые мыслями, что всё село обрушится на нас возгласами позора и уничижительными взглядами. Но этот страх мерк перед дикими завываниями запертых в гаражах собак. Их закрывали там во тьме, дабы они охраняли никому ненужный хлам, и те выполняли свою миссию, пронзая пространство то ли озлобленным лаем, то ли воплем отчаянья.
Персональный Ад, Ад на Земле, здесь, вокруг живых. И ни один мимокрокодил не поможет и даже не посочувствует.
– Да там ваш батя валяется, – с какой-то ухмылкой и даже с немногим сожалением сказал проходящий мимо забулдыга, некогда почётный шахтёр и завидный жених. Но шахта давно закрылась, а невесты разобрали менее завидных, но более перспективных (и спились вместе с ними). – Три дня с Цимбалистом выпивал, а потом надоел ему, он его в машину посадил и ушёл.
Мы отправились под проклятья матери и завывание осеннего ветра в указанную сторону, где уже толпились люди. Навстречу вышел тот самый Цимбалист, передал пакет с обгаженным бельём отца и отошёл с нашего пути.
Отец сидел в машине, запрокинув голову. Вместо трусов на нём красовался пакет, с которого каждый норовил проиграть (хорошо, что тогда не было никаких смартфонов, интернетиков и желания распространить чужой проёб). Моя старшая сестра курила в сторонке, глядя в бездонную даль, где уже виднелись звёзды, а сожительница старшего брата стыдила всех и вся.
– Да вы что, люди, делаете-то! – возмущалась она. – Может, у человека инсульт, или гипертонический криз! Вы помогли бы ему!
– Криз у него, – недовольно тявкнула одна из тёток (все они были для меня на одно придурковато-отвратительное лицо). – Знаем мы все эти кризы. Он у него каждую неделю новый и каждый раз, как первый раз.
– Все накопления коту под хвост, – прошептала мать. – Вместо ремонта ванной комнаты будет ремонт машины.
Я старался мысленно абстрагироваться от всего этого. Будто и нет меня. Нет и никогда не было. Но что-то вечно возвращало обратно в этот кошмар.
– Слушай, короче, – шепнула сестра на ухо, кинув окурок в кусты. – Ты на квартирку особо не надейся. Я даже за сломанный стул вцеплюсь всеми своими клешнями, понял?
Понял, понял. Ещё когда ты в первый раз мне это сказала, сотню раз назад. Мне тут всего три вершка от горшка, а я уже точно знаю, что никакого наследства мне не светит (и вообще уже в курсе, что это слово значит).
Тогда было страшно за будущее. Ты – ребёнок, нуждающийся в заботе, а тебе и пойти некуда будет в случае чего.
А ветер завывал, будто пугал меня тем, что вне этого круга позора и унижений всё ещё хуже и страшнее.
Стабильность.
Как только отец отрезвел, то, как это и было раньше, принялся таскаться по всем врачам, сдавать кучу анализов и писать письма во все министерства здравоохранения страны. Капельницы, таблеточки, охи-вздохи, ругань на разваливающуюся медицину. Не то, что в его детстве при вождях мирового благополучия и светлого будущего.
Мы же с матерью и сестрой тащились в церковь, вымаливали прощение за все грехи, просили помочь с отцом и вообще, чтобы жизнь была красивая, как в голливудских фильмах из лампового телевизора. Мать с сестрой били челом, кланялись, крестились, шептали молитвы, а вечером, когда отрубали электричество, мы садились за стол, доставали книги по чёрной магии и принимались гадать, ворожить да насылать на всех рвоту и понос (не без участия купленных в церкви свечей), потому что кто-то что-то