Твердый сплав. Эдуард Талунтис
словно человек, писавший эти строки, провел по невысохшим чернилам пальцем, было написано:
«Рассказ старшины Николая Сергеевича Лаврова о переходе…» – дальше несколько строчек обрывалось, их смыла вода, только сиреневые подтеки виднелись на бумаге.
– Екатерина Павловна, что с вами? – растерянно крикнула одна из девушек.
Теперь уже Катя сидела на груде кирпича, дрожащей рукой проводя по лбу и щеке. Между тонких бровей появилась складка; казалось, Катя вспоминает что-то, но никак не может вспомнить.
– А? – словно очнувшись, она обвела столпившихся каким-то чужим и далеким взглядом. – Нет… Я так…
Она встала и сложила листки. Никто не видел, что написано там, ниже, где вода не смыла строчек, – это видела только одна Катя. Она осторожно положила листки в карман лыжной куртки и протянула вперед руку.
– Пропустите меня… – голос у нее срывался, она сказала это почти шепотом. Парни посторонились. Низко нагнув голову, она прошла по развалинам, спрыгнула с гранитного цоколя и вышла за ворота.
Двенадцать лет назад, в глухую, туманную осеннюю ночь, буксирное судно «Резвый» вышло из маленькой бухточки безымянного скалистого острова и, деловито постукивая машиной, пошло на восток, в сторону города. На буксире находились, кроме команды (капитана буксира старшины Лаврова, кочегара и машиниста), пять раненых и пустые бидоны из-под бензина. Раненые лежали на палубе, укрытые одеялами и брезентом; ночь была сырая, не прекращаясь моросил осенний дождь.
Для прохода мелких судов в минных полях был оставлен в миле от берега узкий фарватер. Однако, когда гитлеровские войска вышли к берегу, этот проход стал не менее опасным, чем прямой путь через минные поля. Редкий рейс буксирам удавалось пройти незамеченными. После того как немецкий катер, погнавшись за буксиром, подорвался на мине и затонул, немцы не рисковали больше своими кораблями. На берегу были установлены орудия и прожектора. За восемь рейсов – туда и обратно – Лавров двенадцать раз попадал под огонь, и буксирчик приходил в город или на базу то с прорешеченными бортами и трубой, то с полусгоревшей палубой, а что касается команды, то на «Резвом» за эти восемь рейсов сменилось два машиниста и один кочегар, – тех троих похоронили на базе.
– Самый малый! – тихо скомандовал Лавров. В тумане не было видно берега, однако по времени Лавров знал: берег здесь, совсем близко, и там уже настороженно повернулись в сторону залива тонкие стволы орудий.
– Братишка, закурить бы… – попросил один из раненых.
– Отставить разговоры, – прошипел вниз, из рубки, Лавров. «Черт! – выругался он про себя. – По своему же морю как контрабандист какой-нибудь пробираешься… Ну уж…» Он не успел додумать: мутная полоса света легла спереди, по курсу буксира, и медленно начала приближаться. Казалось, в тумане кто-то разлил молоко: это включили на берегу прожектор, и он шарил совсем близко.
– Стоп машина! – Лавров вздрогнул, когда за кормой утих винт: словно сердце остановилось. Молочная полоса приближалась, тогда Лавров