Кандалы. Степан Петров-Скиталец
я вам – не надо! – резонно продолжал Лавр. – За поджог в острог сажают!
– В остро-ог? – испуганно вскричал Аляпа и вдруг захныкал.
– Аляпа! – засмеялись все, – струсил?
– Это все ты! – загалдели остальные, надвигаясь на Степку.
Харя присмирел, виновато попятился, озираясь по сторонам и, по-видимому, выбирая момент, чтобы дать стрекача.
– Острог не острог, а отвечать придется! – сказал Лёска. – И поделом!
– На тебя и покажем, Степашка! Все – «зажгу» да «зажгу». Вот и зажег!
– Да ведь Вукол на себя берет!
Начался спор.
– Стойте! – наконец, сказал Вукол и стукнул об землю палкой. – Нечего перекоряться: всем надо стоять за одно! Виноват я один, я разрешил Степану, он и послушался!.. Ведь сами же вы меня выбрали, вроде как старшину… ну, я и должен быть в ответе! Слушайте, что я придумал!
Он помолчал, опираясь на палку. Все сдвинулись в кружок. За спиной Вукола стоял Лавр, собиравшийся что-то шепнуть племяннику, но тот, не слушая советника, продолжал:
– В острог сажать вас никого не будут! Вы все скажете, когда вас спросят: зажег я, один, без вас!..
Дядя дернул его за рукав, но Вукол тихонько отвел его руку.
– А как же ты… – взволнованно вырвалось у Лавра, но Вукол перебил:
– Я убегу домой!.. Ничего, шестнадцать-то верст отмахаю до вечера!.. Валите все на меня, а я уж далеко буду, пройдет время, все и забудется!.. Ну, прощайте! Пойду сейчас марами, а вы скажете, что, мол, по большой дороге пошел… живо стрекача по домам! До будущего лета!
Все выслушали эту речь молча. Потом понемногу стали пятиться в разные стороны, не глядя на него. Первым стреканул Харя.
Стог превратился в исполинский жаркий костер, пламя вздымалось к небу, красным светом освещало темнеющий лес и поляну, на которой лежали длинные тени.
Ребята разбежались. Перед пылающим стогом остались только двое: дядя и племянник.
В глазах Лавра стояли слезы.
– Ты что? – сурово спросил Вукол, а у самого заныло в груди.
– Вукол! – Лавр поперхнулся, губы его задрожали, голос осекся, – куда ты теперь пойдешь за шестнадцать верст? ведь скоро ночь будет!
Племянник сделал нетерпеливое движение.
– Некогда рассуждать! Сейчас Абрам взбулгачит народ! Если я останусь – не на кого будет сказать… все перепутаемся!
Он шагнул вперед.
– Вукол! – повторил Лавр.
У Вукола защемило сердце: острая жалость и любовь к другу смешались с сознанием происшедшей беды. Он не ответил и зашагал по дороге. Дядя бежал за ним сзади.
Они пошли не через мостик, где произошла когда-то сцена дедушки с Чалкой, а прямиком; чтобы с кем-нибудь не встретиться, переправились через ручей по срубленному дереву.
Шли молча. Впереди шагал Вукол, опираясь на длинную палку и позабыв сбросить дубовый венок. Лавр с мрачным лицом семенил за ним и тяжело вздыхал.
Он надеялся, что племянник раздумает, что он, Лавр, упросит его, и потому не отставал.
Когда они взобрались на косогор и, минуя деревню, пошли гумнами