На доблесть и на славу. Владимир Бутенко
побежала…
– Зря ты ее пожалел, – осторожно заметил Иванница, когда поджидали во дворе хозяина, загоняющего в конуру свою овчарку.
Павел ничего не ответил.
Необычайно отстраненно вел он себя и в застолье, хотя угощенья были царскими: борщ, затомленная с черносливом курятина, холодец, нарезка моченого арбуза, кадушечные, с укропом, помидоры и огурцы, розовеющие ломтики сала, – и все это под ледяной отстоянный первач!
Иванница держал себя с приличествующей оживленностью, провозглашая тосты за казачество, искоса поглядывая на Павла, пьющего столько, сколько наливали, и почти не закусывающего. Угрюмая раздражительность угадывалась в его жестах, выражении глаз. Павел несколько раз довольно резко спрашивал у Никитина, не пора ли в лагерь военнопленных. Меж тем Петр Петрович, захмелев, завел на пару с хозяйкой, дородной, черноволосой казачкой, хороводную песню «А мий милэнький варэничкив хочэ».
Наконец в дверь постучали. Хозяин отлучился и, вернувшись, объявил, что подводы подъехали. Шумно вышли. Неширокая улица искрилась в лучах предзакатного солнца. Припорошенные деревья отливали зеленоватым фарфором. Небо легко туманили трубные дымы. Ощущая проборчивый холод, Павел Тихонович вслед за Никитиным и сотником забрался в ездовую тачанку, кучеровал которой востроносенький парубок. На нем был ветхий, наверно, с дедова плеча, чекмень и валенки выше колен. Дождавшись команды «трогай», возница гикнул на каурого жеребца. Повозка на резиновом ходу бойко помчала по улице. Следом загрохотала телега одвуконь, в которой сидели мрачноглазый бородач в тулупе и казак средних лет в перешитой красноармейской шинели и енотовой шапке.
За городом дорога выровнялась. В степи, на окраине аэродрома, кособочилось старое каменное здание с прорехами в камышовой крыше, – скорей всего, коровник, – от него метров на двадцать было вынесено ограждение из колючей проволоки. По диагонали на вышках стояли часовые.
– Это, что ли? – кивнул Павел, поймав взгляд Никитина.
– А? Да, тут держат. Контингент разный.
– Харчи откуда?
– Прошли по дворам. Я на пекарне мешок булок взял. Без приманки и пескарь не клюнет!
– Мани не мани, а пока такие вот задохлики окрепнут, откормятся, – рак на горе свистнет, – не без горечи заметил Иванница, притопывая коченеющими ногами.
Подводы ожесточенным лаем встретили овчарки, рыщущие вдоль колючей проволоки. У ворот лагеря дежурили трое охранников-немцев и низкорослый казачок в стеганке поверх черкески. Его Никитин тотчас послал за комендантом, квартирующим в доме на окраинной улице. Пока перекурили, явился тщедушный штабс-фельдфебель, укутанный платком. Несколько смутившись в присутствии лейтенанта вермахта, комендант стащил полушалок, бросил его за спину и отдал приветствие. Павел по-немецки представился и объяснил цель посещения. Рыжебровый саксонец (его выдавало характерное напористое произношение) неожиданно громким и грубым голосом отдал команду и стал расспрашивать лейтенанта Шаганова