Назвать своей. Оливия Гейтс
из вашей жизни.
– А причина, по которой ты так думал, – это часть той самой длинной истории?
– Причина и есть та история. Но прежде чем я расскажу тебе ее, разреши посмотреть на Леонида.
Господи! Он снова попросил об этом. Наяву. Он здесь и хочет видеть сына. Но если разрешить ему это, все изменится.
– Он спит.
Глаза Максима потемнели.
– Обещаю, что не потревожу его сон – только взгляну одним глазком.
– Ты почти ничего не разглядишь в темноте, а свет включать нельзя, чтобы не разбудить Лео.
– Даже если я не рассмотрю, то… почувствую его. Я уже знаю, как он выглядит.
Значит, она права насчет того секретного досье?
– Откуда тебе это известно? Ты велел следить за нами?
Он посмотрел на нее, словно не понимая:
– С чего ты это взяла?
Калиопа выложила ему все свои подозрения, видя, как он с каждым словом все сильнее хмурится.
– Ты имеешь полное право думать обо мне плохо. Но я никогда не вторгался в твою личную жизнь. Если я и мог бы установить за тобой наблюдение, то только ради твоей безопасности, а не ради своего любопытства. А у меня прежде не было оснований переживать за тебя, потому что единственным источником опасности для тебя могло быть общение со мной. Но я держал его в глубокой тайне от всех.
– Так откуда ты знаешь, как выглядит Лео?
– Потому что я сам следил за тобой.
У Кали от удивления открылся рот.
– Ты? Когда?
Он закусил губу и с усилием произнес:
– Время от времени. В основном в течение последних трех месяцев.
Так она вовсе не сходила с ума, когда чувствовала его присутствие. Каждый раз он действительно был поблизости.
Калиопу распирало от вопросов. Почему он это делал? Почему ускользал каждый раз, когда она ощущала его присутствие? Почему не приближался к ней? И почему наконец решился прийти? Почему? Почему? Почему? Хотелось получить ответы сию секунду, но для этого понадобится время. Не стоит пытаться выжать их из Максима прямо сейчас. Она должна разрешить ему увидеть сына.
Кали попыталась сесть. Максим вскинул руки, чтобы ее поддержать, и оба ошеломленно ощутили тот электрический заряд, который раньше всегда пробегал между ними.
Максим, словно не в силах остановиться, коснулся ладонью щеки Кали, затем его рука скользнула на ее затылок. Он застонал, словно от боли, как будто предупреждая, что поцелует ее, даже если она против. Но она вовсе не возражала.
И тогда он издал горлом облегченный рык, словно с него сняли строгий ошейник, наклонил голову и впился в губы Калиопы поцелуем.
Она понимала, что не должна допускать этого снова, что ничего между ними еще не решено, но, как обычно, потеряла голову, ощущая, как смешивается их дыхание и скользят, сталкиваясь, языки.
Кали уступила напору Максима. Он жадно ласкал ее трепещущие губы, его язык нырял в ее рот, крадя ответные поцелуи. Тело ее плавилось, готовое отдаться этому мужчине, еще тоскуя по нему, помня его господство, его вторжения, удовольствия, которые