Невидимый папа. Дарья Доцук
и помешать. Я её даже не узнаю.
– Почему ты не можешь просто за меня порадоваться? – спрашиваю я холодно и встаю.
– Жень, да я рада, только…
В дверях я на мгновение оборачиваюсь, чтобы сказать напоследок:
– Ну и что, что разница в возрасте? На то он и старший брат, чтобы старше быть! И, знаешь, я ему всё равно напишу!
Так мы и расстаёмся.
5. Письмо
Я всё прокручиваю в голове Женькины слова – «не захочет отвечать», «у него своя жизнь…» Зачем она всё это наговорила? Вот зачем? Я теперь сомневаюсь.
И ведь не пишет, не извиняется. Может, ей вообще не стыдно? А может, завидует? Или настроение плохое было? Ведь не может так случиться, чтобы Филипп не захотел, не ответил. Не может, и всё.
Мне охота избавиться от этих мыслей, вынуть их из головы и отложить куда-нибудь, потому что сейчас нужно сосредоточиться на другом – на письме брату. Я достаю дневник и записываю всё, что произошло у нас с Женькой. Мама говорит, что гнетущие мысли, которые некогда или не хочется сейчас обдумывать, можно оставить в дневнике на потом. Освободить в голове место для чего-нибудь хорошего и радостного. Она так всегда делает, с пятнадцати лет. У неё целая полка дневников. Они стоят толстые и набухшие, как намокшие книжки, на каждом корешке значится год. Я пробовала тайком читать, но у мамы почерк – это что-то. Как будто алхимик на латыни написал. А мне так интересно – ведь там, наверное, и про папу есть.
Когда маме грустно, она выбирает какой-нибудь дневник наугад и перечитывает с любого места. Конечно, она только делает вид, что наугад – чаще всего это что-то школьное или институтское. И ещё она любит год, когда я родилась. И хотя с папой они, по-моему, уже тогда не ладили, маме нравится зачитывать вслух отрывки про маленькую меня.
Когда наш с Женькой разговор перенесён в дневник, мне и правда становится легче, но не совсем легко, всё равно горьковато. Как будто Женька мне чужая – вот как она себя повела. Зачем она так?
В дневнике между страниц папина фотография. Я иногда, вот как сейчас, подолгу её рассматриваю. На ней папа студент. У него весёлые, озорные ореховые глаза. Счастливые.
Папа наверняка обрадуется, если узнает, что его дети познакомились, подружились, как и положено брату и сестре. Может быть, Филипп что-нибудь знает о папе?
Я открываю «сообщения» и приступаю. О Женьке подумать ещё успею, а сейчас – письмо. Сколько всего мне нужно ему сказать! Но, глядя, как посреди белой пустоты мигает курсор, я вдруг теряюсь: с чего же начать?
«Здравствуйте, Филипп. Извините за беспокойство, но мне нужно сообщить Вам кое-что очень важное. Вы, наверное, ужасно удивитесь, как удивилась я, когда узнала, что…»
Нет, слишком официально, надо как-то сразу по-дружески начать. Удаляю и пробую заново:
«Привет, Филипп. Можно на “ты”? Пишет тебе твоя сестра…»
Нет, пожалуй, писать «сестра» не совсем верно, нужно уточнить. Всё-таки сёстры бывают разные: родная – не то же самое, что двоюродная. А кто Филиппу я? Какая сестра? Я лезу искать, как это правильно