Идите к черту. Александр Пантелеймонов
это времени, – перебил он. Стало понятно, что играть со мной он точно не будет. – Сколько ты здесь после яйца? – возможно он хотел знать, сколько мне лет. Если предположить, что для него я только что родился, то этот вопрос имел больше смысла. Что было делать? Говорить ему, что мне уже за тридцать или дальше строить из себя вундеркинда, говорящего с пеленок? А как насчет вундеркинда, проводящего магические ритуалы? И как я ему должен описать 150 дней, если не знаю числительных? А если я пробыл без сознания больше года, как я вообще мог знать, сколько я здесь?
Пожав плечами, я начал раскрывать и закрывать ладони, отсчитывая десятки пятнадцать раз. Воспринял ли он это как года или дни, я не знаю, но удивления на его лице не было. На столе лежала небольшая стопка измятых бумаг, которые он периодически листал. Такая письменность мне ничего не напоминала, но на одном из листков показался рисунок, который трудно будет забыть. Он сразу поторопился его прикрыть после того, как сам его заметил.
На нем не очень хорошо, но доступно были изображены мои внутренности, а точнее их отсутствие. Видимо дело не дошло до грудной клетки, такой панцирь не брал ни один из металлов, я сам это проверял. А вот брюшную часть они разобрали по кусочкам. Да, я выглядел худым, но я не думал, что кроме кишечника там больше ничего не находилось. Возможно, я просто не успел все разглядеть.
Чему собственно удивляться, ведь демоны и ангелы духовного плана существа, создания абсолютно потусторонние и незримые для обычных людей. А я, наверно, продукт генной инженерии, у которого, как пелось в песне, вместо сердца пламенный мотор. С другой стороны, терять мне уже нечего, если там просто пусто. Да и помирать из-за этого я пока не собирался, скорее наоборот, учитывая все, что я перенес.
Также я заметил, что мне не просто подстригли волосы, а срезали скальп. От этой мысли я почувствовал прилив ярости, моя кожа на ладонях начала заметно краснеть. Конечно, они и так были красными, как краска, включая все мое тело, но обычно кожа так не сияла. А теперь она буквально горела на глазах. Рябь воздуха стала настолько сильной, что привычный, плавающий от высокой температуры вид окунулся в языки пламени. Это напугало всех, включая командира. По их реакции я понял, что мне лучше вернуться в свой угол. Какое-то время Олаф еще стоял возле стола, но уже и так стало ясно, что разговору конец.
– Постарайтесь никого не подпускать, – отдав свои распоряжения, он удалился, а охранники, переставив стол со стулом, встали на свои места.
В моем же случае фраза «жопа подгорает» приобрела буквальное значение, поскольку, сидя на не прогоревших углях, спустя некоторое время я услышал треск костра. Это заставило меня осмотреться, ведь все это время я просто сидел с закрытыми глазами, стараясь не распыляться понапрасну. В моих фантазиях люди, проделавшие со мной нечто подобное, коротко говоря, горели в аду. Пламени было не много, я сидел на разгоревшемся костре, от которого слегка веяло знакомым теплом. Недолго думая, я попробовал лечь на бок, сгребая коленями и руками