Компас чёрного капитана. Юрий Погуляй
лапы тревоги, шелковистый алый мех любви… Эти ассоциации – первое, что приходит в голову. И я не знаю, как описать иначе.
В тот день от Одноглазого веяло металлическим запахом массивных кандалов усталости, а на краю сознания метался маленький, ярко-зелёный страх. Почти неуловимый. Когда я почувствовал его – даже не поверил. Разве это возможно, чтобы старый моряк хоть чего-нибудь боялся?!
Сам я задержался, помогая Пухлому Бобу с уборкой большого зала. В таверне оставались только старик Уэнс и Одноглазый. Каждый сидел в своём углу, и оба потягивали горячую настойку. Я же натирал пол, смахивая с лица пот, и совсем не думал о жутком холоде, царящем снаружи. За окном стемнело, а вдобавок ещё и поднялась метель, раскачивая шаманские фонари, освещающие тропки-мостики. Свист и вой вьюги пробивались даже сюда.
Пока я наводил чистоту никто из стариков так ни слова и не проронил. Одноглазый застывшим взглядом смотрел в окно, на мечущиеся фонари. Уэнс покашливал, елозил на лавке и шумно вздыхал. Я чувствовал себя очень неуютно. Хотелось самому спросить всё равно что, лишь бы прервать эту угрожающую тишину.
Обычно разговорчивый, Уэнс пугал меня своим угрюмым видом. Кроме того иногда он с непонятной тревогой посматривал на Одноглазого. Старика-инструментария разрывало на части от желания что-то спросить у моряка, о чём-то пообщаться, но он медлил, выжидал.
После уборки мне предстояло заглянуть ещё и в теплицу, так что я с огромным облегчением затащил ведро и швабру в чулан, вытер насухо лицо и руки, переоделся, натянул унты со стальными зубьями на подошве, влез в любимый тёплый тулуп и нахлобучил шапку. Последним делом натянул рукавицы.
Шарф и очки я брать не стал. До теплицы недалеко и уже темно.
– До свидания! – торопливо бросил я старикам и выскочил в тамбур. Здесь уже было значительно холоднее, но всего лишь чуть меньше нуля – хватало тепла от печи таверны. Прищурившись, я вышел в метель.
По лицу сразу хлестанула обжигающая позёмка, и на миг мне даже стало жарко от пронзительного холода. Безмолвно выругавшись, стараясь не размыкать губ, чтобы не лопнули зубы (а я видел, как такое бывает), я захлопнул за собою дверь и поспешил к теплице, прикрыв одной рукой рот, а второй придерживаясь за перила, натянутые вдоль дорожки.
Под ногами гудели и стонали нависающие надо льдом железные листы. Откуда-то сверху противно скрипел фонарь, и пятно света плясало в ночи, рисуя на снегу причудливые тени.
Добежав до сияющей шаманскими огнями теплицы, я быстро заскочил внутрь, в тамбур, и через несколько мгновений оказался в душном мире фермы Боба.
Повесив тулуп у двери, я устало выдохнул, озираясь. Работать совершенно не хотелось. Мышцы уже ныли от усталости, а из-за тепла и влажности глаза сами собой начали слипаться. Сейчас бы забраться куда-нибудь в сухой уголок, накрыться с головой, вытянуть измученные руки и ноги.
Но я отогнал в сторону предательские мысли. Отлынивать просто нечестно. Это то же самое, что сесть на шею двоюродного брата