Семь бед и змеиный завет. Дарья Акулова
нами воздушные потоки, то и дело зевая, но мне начинает казаться, что это бесполезно. Отчего-то в носу и на языке приторно сладко, будто я проглотила целую пиалу мёда. Мы идём, и я снова не могу понять, как долго. Неба по-прежнему не видно.
Тут неистовый холод проносится по моим костям так, что заставляет замереть и перестать дышать. Этот холод не от ветра. Он вынырнул откуда-то изнутри меня. Я зажмуриваюсь от неприятного ощущения, но оно быстро проходит. Однако тревога в груди разрастается ещё больше. Я пытаюсь снова сделать вдох и открываю глаза.
Такое уже было.
Сабаз останавливается, а вот Айдар и Акку не обращают на нас совершенно никакого внимания и продолжают медленно идти вперёд.
Чей-то тихий переливающийся хохот проносится меж холмов. Я вздрагиваю и верчу головой. Взгляд цепляется за что-то светлое. Присматриваюсь.
Не может быть.
Берёзовый островок. Снова.
Смех будто становится ближе, а потом я слышу, как почему-то смеётся Айдар. Я подстёгиваю Сабаза подъехать к нему.
– Айдар, – зову его я, но тот не реагирует. – Айдар!
– Что ты так кричишь, Инжу? – наконец отвечает он и смеётся. – Не могла бы ты шептаться как-то более деликатно?
– Что? – не понимаю я.
– Тут вообще-то трава растёт, и она тоже тебя слышит.
Айдар снова смеётся. Я хмурюсь.
– Не время для шуток, нужно уходить отсюда!
– Почему не время? Кажется, это просто идеальный момент! Ты и я, одни в этой степи.
Айдар тянется ко мне, вытянув губы трубочкой и прикрыв глаза, но Сабаз немного отклоняется в сторону от Акку, поэтому Айдар просто выскальзывает из стремян и с грохотом падает на землю. Кобыла ржёт и начинает рысцой удаляться от нас.
– Акку! – зову её я, но она даже не притормаживает.
Я переживаю, что та потеряется, спрыгиваю на траву и командую Сабазу:
– Догони её.
Он устремляется за ней, а я подхожу к Айдару, который только кряхтит и совсем не пытается подняться. Он никогда не вёл себя так. Никогда не лез целоваться.
– Ерлик тебя побери, Айдар. – Я закидываю одну его руку себе на плечи и пытаюсь встать, но даётся тяжело. – Ты что, выпил сабу́37 перебродившего кумыса?
– Не перебродивший кумыс – это упущенная возможность провести весело время! – Айдар снова смеётся.
Я негодую.
– Ты только что упал с лошади. Не ушибся? Можешь сам идти? – Я хочу вернуться к берёзам. – Ты тяжёлый, я тебя не донесу.
– С лошади? О, ну это объясняет, почему я чувствую себя таким ошол… ошал… олошадевшим.
Айдар снова заливается смехом, и я слышу, как этот смех уносится вперёд, скачет меж холмов и возвращается к нам с десятком таких же, вторящих ему. Я снова вся продрагиваю от холода. От сладкого привкуса подташнивает, а воздух кажется таким тяжёлым, будто мы в нём вязнем. Айдар сначала еле перебирает ногами, но потом я чувствую, будто у него снова появилась опора.
– Инжу, – стонет он и хватается за живот. –
Саба – ёмкость, вмещающая в себя молоко пяти кобылиц (несколько сот литров).