Измена. В его власти. Софи Вирго
его руку на чистых инстинктах и адреналине. Никто не тронет меня. Никто не заставит избавиться от крошки. Никто и никогда!
– Я не буду делать аборт! Ни за что, – голос дрожит, мне плевать что речь не твердая, все равно не дамся. – Если малыш вам не нужен, это не значит, что он не нужен мне. Мы уедем. Слышите? Уедем так далеко, что вы никогда нас не увидите. Я что угодно готова подписать, только сжальтесь над нами. Ребенок – единственное, что есть в моей жизни, и я не позволю вам его убить. Он мой, только мой.
Отчаянно умоляю, слезы градом текут из глаз, и мне плевать, что сейчас под глазами черные разводы туши. Только крошка внутри важна. Больше ничего. Мужчина смотрит на меня дико и зло, словно я сейчас ему нож в сердце воткнула, а потом по салону гремит его бас.
– Машину останови и выйди, – недовольно цедит сквозь зубы.
Водитель незамедлительно выполняет приказ. Паркуется у какой-то обочины под недовольные сигналы других машин и покидает салон, оставляя меня наедине со зверем.
– Ну-ка, повтори, что сейчас сказала.
Нервно сглатываю, что не остается без внимания мужчины. Он, как хищник, следит за каждым моим жестом, впитывает его в себя, чтобы… не знаю зачем он это делает. Но мне становится страшнее с каждой секундой, и когда водительская дверь тихо захлопывается, меня начинает трусить еще больше, даже вздрагиваю.
– Ну, – повторяет с нажимом, нависая надо мной грозовой тучей.
– Я не буду делать аборт. Оставьте нас, – заикаюсь.
Мне страшно. В нос ударяет дикий мужской аромат. Не могу сообразить, чем пахнет этот монстр в человеческом обличье, но понимаю, что мне нравится. Я с ума сошла.
– Тебе в клинике сказали, что будет аборт? – цедит сквозь зубы, а во мне что-то щелкает.
– Светлана Леонидовна настаивала на срочной госпитализации. Сказала, что вы все решили. Что мне оставалось делать? – смотрю в его зеленые глаза и словно попадаю в их плен.
– То есть, ты сама решила, что я собираюсь убить своего ребенка? – киваю.
Мужчина бурчит ругательства себе под нос и отстраняется, явно сдерживаясь, чтобы не тронуть меня. Подтягиваю коленки к груди, крепче обхватываю ноги руками. Буду пинаться в случае чего, и мне все равно, что босоножки испачкают кожаный салон.
– За что моему сыну такой набор генов. Ты же тупая, как курица, – гремит его голос на весь салон.
Снова вздрагиваю, и он реагирует на это.
– Никакого аборта не будет. Никаких побегов с моим сыном. Ты ляжешь в клинику на обследование. После таких забегов не факт, что все нормально. После выписки переезжаешь ко мне, и только попробуй пикнуть что-то против. Это мой сын, и ты к нему не имеешь никакого отношения, кроме донорской яйцеклетки самого низшего качества.
Меня передергивает от его слов. Я донор? Он совсем с ума сошел. Я могу быть сколько угодно тихой, спокойной и уравновешенной женщиной, но, когда речь касается малыша, я буду бороться за него до последнего. За эти дни я уже все распланировала на ближайшие годы. Пускай примерно, но у меня есть план жизни. А это