Узлы и волны. Анна Цой
супчик? – поставила высокий контейнер на стол, – у тебя вообще есть своя мисочка?
– Я все ещё жду, что ты спрашиваешь это у меня, – хмыкнул Оз.
– Какого черта тебя не было на встрече с этими… (ненормальными) Элкоцерами?! – заставил меня вздрогнуть крик Райрана, пока тот яростно шагал в сторону обеденного стола у самых витражных окон, – я, черт тебя дери, не нанимался… чего ты скалишься, шут, мать твою за шкирку?
Всё это было выдано громогласно и на онтелбанском, с их отчетливыми рычащими фразами. Интересно, в восприятии Оза я должна была понять или нет? Он же не знает какие именно языки я знаю и в какой степени. В системе этого не указано, папа постарался.
– И тебе доброй ночи, Райран, – и в самом деле улыбнулся Оз-зи, только говорил он на нашем и спокойно, – я проспал.
Если бы на меня так наорали, то я бы как минимум была в ужасе, что собственно и демонстрировала. Крик в любых его проявлениях – вообще не моё. Я его последнее время опасаюсь и реагирую плохо.
– Прос… – скривился мужчина, – чего… (блин)? – и тут его взгляд различил мимикрирующую под кухню меня, очертившись ровными кругами глаз, светлой радужки и сузившихся зрачков, – ма-атерь божья, ты реально её сюда притащил.
Всё ещё на «непонятном мне языке», но уже совсем по-другому: стократно тише, спокойнее и удивлённее, пусть и со стальными нотками в голосе.
– Продолжай, Ая, он нам не помешает, – принял свою еду почему-то яро довольный Оз, – а ты не выражайся при ней, – смешок, – да, Ая. Вопрос. Насколько хорошо ты знаешь Онтелбанский?
На уровне широкого использования. Я могла перевести даже ругательства его деда.
– Отдельные слова, – солгала.
И очень сильно этому испугалась, отчего пришлось поворачиваться к духовке быстрее, скрыв глаза от его возможности всё понять.
– Вообще при ней ничего не говори, – перешёл на тот язык Оз, – если не поймёт, то додумает. А у тебя не рот, а чисто помойная яма.
Райран вынул из нагрудного кармана пиджака пачку сигарет и достал одну.
– Кто бы говорил, – усмехнулся мужчина.
– И это тоже нет, – щурил глаза от того, как я перегрела его еду крокодил, – она костнийка. Ей это не понравится.
Дед фыркнул.
– Хорошо же у тебя зудит, сучёныш, если ты сам себя в дерьмо загнал, – повторил ленивую позу Оза он, – вот всё хорошо. Признаю – красивая. Но глаза ещё уже могли быть? Чисто насмешка над кровью отцов. И ладно бы моих – там твои в гробах вертятся.
Садилась я ровно за Оза, чтобы меня больше никто не рассматривал. И вроде как соврала, так что отвечать не могу, но с другой стороны бесит, аж руки трясутся.
– На ушко Нифелии поворчи, – ядовито ухмыльнулся Оз-зи, – она оценит твои предварительные ласки.
А. Это у них семейная манера общения. Зачем папа учил меня этому языку? Лучше бы я просто слушала абракадабру.
– Ох и сволочь, – прошипел дед, – я тебе и слова не сказал, что ты эту бледную немощь собрался… а погоди. А чего это она здесь глазками лупкает? Утырок Фиджез уже подъезжает? –