Я – есть Я. «Я-концепция»: творческие, философские, литературно-философские, логико-философские контексты (Книга 2). И. А. Ашимов
Имея разный по объему научный багаж и опыт, но общее ощущение счастливого «руководства / ученичества», пересекалась в научном пространстве не так уж и часто. Таким образом, вряд ли я могу заявить, что являюсь соавтором дальнейшей жизненной и образовательной траектории своих учеников.
Разумеется, свое жизнеописание или иначе говоря описание жизненных событий и фактов, закристаллизовавшихся в своей памяти впечатлений, дается не так просто. Многое забылось, выветрилось из памяти. Я ранее ни с кем не делился своим жизнеописанием, своим горьким опытом познания мира и самого себя. Мой нигилизм препятствовал вникать, тем более перенимать чужой горький опыт жизни и творчества, а потому, естественно, многие вещи осознавал с опозданием. Хотя нужно сказать, вопреки ожиданию, мое позднее взросление меня не раскрепощало, а еще больше замыкало меня самого в себя. Появившейся еще в детстве моя отвлеченность и болезненная сосредоточенность со временем лишь укреплялись, усиливались. Вечно отстраненный, молчаливый, мрачный, я наверняка выглядел странным в любой среде – в среде одноклассников, затем однокурсников, коллективах, в которых мне пришлось работать. Даже в среде родственников, я оставался немногословным, чуточку чужим, нелюдимым.
Я не любил и не стремился встречаться с однокурсниками. Меня не было среди них ни на десятилетие и двадцатилетие со дня окончания мединститута. Однако, отозвался на их приглашение отметить наше тридцатилетие, а позже сорокалетие, считая, что к этой дате уже достиг чего-то, чем можно было гордится. К этому времени я был уже дважды доктором наук и членом-корреспондентом Национальной академии наук Кыргызской Республики. За общим столом в ресторане встретились, поговорили, по вспоминали. Было приятно, но встреча спустя тридцать-сорок лет не создавало иллюзии искренней дружбы, хотя давало ощущение какой-то близости с кем-то похожим на меня хотя бы внутренним складом. Естественно, многие сокурсники, с которыми мне не приходилось общаться, оставались для меня бесстрастными и почти чужими. В последующие годы я перестал отвечать на приглашения нашего курса о встрече. Через несколько лет они утихомирились, только осторожно поглядывали на меня со стороны. До сих пор у меня с ними ровное, серое отношение. Друзьями похвастать я не могу, приятельство на расстоянии с моими одноклассниками, однокурсниками, коллегами по бывшей работе вполне устраивали меня. Близкие отношения – не мое, и даже ближайшие родственники только подтверждали во мне эту мысль.
Было время, когда я работал на два научных фронта – хирургической и философской. Со временем интерес мой к хирургической теме уже угасал, однако защищаться на доктора наук я планировал именно с ней. Среди хирургической профессуры нет-да-нет встречаются те, кто не практикуется и, возможно, вообще не практиковался как врач-хирург. На сей счет, есть в хирургическом сословие понятие «не о�