Франция. Виктор Одесский
рии на века!
Проводив меня в комнату ожидания рядом с постом дежурного, капрал забрал мой паспорт и исчез, как призрак. Порывшись в рюкзаке, я извлек два коньячных пузыря по пятьдесят граммов, как сокровища из забытого тайника. Мой новый товарищ, месье Маевский, тот, кто уготовил мне путь в легион, заранее сказал, что все излишества будут конфискованы. Не решившись оставить этот ценный груз, я одним залпом осушил оба пузыря. Вскоре в груди стало тепло, и ожидание окутало меня приятным ощущением – кайф! Однако обстановка внушала угрюмые размышления. Во-первых, я был в неведении о загадочной организации. Во-вторых, туманил горизонт будущего. В-третьих, я вступал в эту авантюру с чистого листа, поддаваясь обаянию неожиданностей. Чем сложнее, тем интереснее – это была моя аксиома. Я решил подстраиваться под обстоятельства, остальное приложится. Спустя час вернулся славянский брат. Ничего не сказав, он положил мой паспорт в карман и пальцем указал на соседнюю, напоминающую раздевалку, комнату. Жестом указал, где оставить рюкзак, и приказал раздеться. В костюме Адама, стыдливо обнажив достоинства, я неуверенно вступил в душевую. Напор воды был упругий, как член у жениха перед свадьбой, вода горячая, мыло пахучее. Я от души поплескался! С наслаждением смыл многодневную, международную пыль и вернулся в раздевалку.
На скамейке аккуратно лежала стопка новой одежды и туалетных принадлежностей, все с гордым штампом «Made in France». Нежное нижнее белье мягко обнимало тело, а носки, словно облака, ласкали стопы. Футболка с надписью "NAVY-ARMY" уютно села на мой мощный, накачанный торс, и от неожиданного, почти вражеского комфорта, тело приятно вздохнуло. Белые кроссовки и светло-синий шерстяной спортивный костюм завершали образ новобранца. В голове мелькнула мысль: «Какое же звание мне присвоят?»
На грани невыносимого ожидания я обратился к польскому брату с просьбой хоть немного приоткрыть завесу над тем, что меня ждет. Светловолосый и загорелый, он посмотрел на меня с пониманием, не пытаясь примерить на себя роль начальника, и спокойно ответил:
– Главное, не задирай нос и не спорь с сержантами, остальное будет нормально. Судя по твоему телосложению, пройдёшь психологические курсы и тесты по физике. Тебе дадут французское имя, даже день рождения поменяют. Главное, чтобы ты не числился в базе Интерпола. На собеседовании будь честен – они о тебе ничего не знают, но психолог будет следить за реакциями. Если соврёшь, то дело худо…
Я кивал головой, впитывая нужную информацию, в то время как поляк продолжал:
– Через пять лет ты получишь паспорт и сможешь вернуться на Родину, жениться, встретиться с близкими и родными. Лучше, конечно, продлить контракт; отслужив пятнадцать-двадцать лет, ты обретешь все привилегии, достойную пенсию и счёт в банке. Рекомендую обязательно учиться и завершить сержантскую школу. Сержанты в легионе – это боги, наделённые значительными полномочиями, властью и хорошими зарплатами. Главное, брат, без лишних понтов. Никому ничего не доказывай – всё остальное лишь статистика. Самый большой стресс в учебке – на психику, здесь ломаются многие, и лишь немногие проходят дальше. Дружить можно со всеми, но сближаться я бы не советовал, ведь большинство здесь – стукачи. Хорошие ребята из восточной Германии, твои земляки из Союза, с ними можно выпить пива и обсудить девушек, но не более.
Рассказчик протянул мне руку, крепко пожал её, и я ощутил, что могу ему верить – эта искренность стоила очень дорого. Он вручил мне голубую бирку с номером сто девяносто семь и полевую сумку легионера – Sеаback, в которую я сложил свои вещи. Затем мы направились в столовую, где меня, как новичка, традиционно накормят. В этот миг я был единственным рекрутом, и дежурный капрал, Павел, уделил мне много внимания. Павел слегка прихрамывал и был загорелым. Он объяснил, что недавно вернулся из Африки, был ранен и теперь на реабилитации, пока встречал новобранцев. Я узнал, что рекруты участвуют в боевых действиях по всему миру. Павел добавил, что войны легиона отличаются от тех, что велись русскими в Афганистане.
Следуя за Павлом по плацу, я почувствовал себя словно в эпоху Людовика XIV. Под ногами сверкали каменные плиты, ведущие к полуподвальному помещению в глубинах гарнизона. Несмотря на поздний час, воздушные потоки были насыщены восхитительными ароматами пищи, источаемыми из кухни, которые неистово отзывались в моем голодном, урчащем желудке. Чем же кормят французский легион?
Спустившись по каменным ступеням, мы оказались на кухне, где витали неземные запахи врага. Столовая делилась на три зала, каждый из которых отличался размерами. Конусообразные арки разделяли места трапезы , а сферические потолки над головами были освещены факелами – будто сами времена Александра Дюма витали здесь постоянно. В этой обстановке чуждые мне чувства заполняли сердце тоской. Я ощущал, что, несмотря на всю эту средневековую роскошь и вражеское изобилие, всё временно. Внутри ещё не созрел к задержке в легионе; как солдат первого года службы, терзался мыслью о скором возвращении домой – к своей мечте о Испанском легионе в солнечных Пиренеях или к родной сиське на подушке.
Нам принесли подносы с едой, и мы обменялись взглядами с Павлом, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Мои чувства бурлили,