Магические изыскания Альмагии Эшлинг. Юлия Лялина
слишком приторным было описание деяний господина Уилкомби, самого господина Уилкомби, ну и присутствовавших членов клуба заодно. Автор репортажа – опять господин Рондо, ну разумеется, – раздувал из мухи слона без всяких увеличивающих заклинаний. Было бы из чего делать столько шума: господин Уилкомби всего-навсего соорудил одноразовое гадательное приспособление, умевшее делать выбор лишь между «да» и «нет»…
Погодите-ка. А вдруг это как раз то, что Альме было нужно?
Она вернулась к началу инструкции. Так-так-так, серебряное блюдо… текучая вода, как минимум одну ночь отстоявшаяся под лунным светом… венок из ветвей тиса… Да нет же, рябины.
Альма непонимающе моргнула. Ну да, рябины. Как можно было вместо «рябины» прочесть «тиса»? Эти слова ведь ничем не похожи! Вот что происходит, когда живёшь в окружении тисов в «Тёмных Тисах»: везде тисы мерещатся.
Перечитала строчку: венок из ветвей тиса… Да что ж такое-то?!
Она вперилась взглядом в слово, прочла его по слогам, беззвучно шевеля губами, почти вслух: «ря-би-ны». Чёрным по белому написано, никакой ошибки тут нет.
…Но почему-то возникло ощущение, что есть. Что вот именно это слово режет глаз. Что оно – лишнее. Что вместо него должно быть другое. Обязано. Венок из ветвей рябины разрушал всю инструкцию так, как портит слаженную мелодию единственная фальшивая нота.
Да и выглядело-то слово странно, будто раздваивалось под пристальным взглядом Альмы.
Но вот поплыл перед глазами и остальной текст, боль иглами вонзилась под брови и в виски, в ушах зазвенело. Альма оттолкнула от себя газету и закрыла ладонями и без того зажмуренные глаза, съёжилась в большом отцовском кресле.
Боль исчезла так же внезапно, как возникла. Перед вновь открытыми глазами больше ничто не двоилось. Разве что огонь свечей казался чрезмерно ярким.
Довольно на сегодня газет. И тисов-рябин. И вообще всей этой дурацкой магии! Надо дать себе отдых.
Последнее, впрочем, оказалось затруднительным – ведь матримониальная угроза никуда не делась. Даже наоборот: капитан Эшлинг, за время одиночной прогулки имевший возможность ещё раз взвесить все «за» и «против», в полной мере этой возможностью воспользовался – и почти сразу после ужина, когда они уютно устроились перед камином в гостиной, капитан – с курительной трубкой, Альма – с вышиванием, прямо спросил, согласится ли Альма составить его счастье.
Счастье?.. Нет, она не принесёт ему счастья. Как и он ей. Если счастье вообще существует на свете, а не является сладкой ложью, призванной хоть немного скрасить жизнь.
В них текла одна кровь, и всё же они были абсолютно чужими друг другу. Альма всячески отрицала это, старалась убедить себя, что дядюшка – идеальная партия для неё, почти преуспела в самообмане… И вдруг прозрела. А прозрев, более не могла закрывать глаза на очевидное.
Трудно было признаться себе, что она не хочет стать супругой капитана Эшлинга. Ещё сложнее