Любовь под прицелом. Елена Рейн
сдалась и согласилась на мои условия. Вариантов у нее не было. Мы стали жить в огромной усадьбе, которую нам выстроили на территории, некогда принадлежавшей дворянской семье. Кстати, до сих пор здесь проживаю.
Последняя запись в моем дневнике была записана мной год назад. Я случайно нашла дневник. Мне было плохо, и я сделала запись:
«Теперь и бабушка ушла от меня, оставив на попеченье отца и его новой семьи, которая захватила все, что принадлежит мне.
Согласно условиям завещания, я стала пленницей в своем доме.
Но это все временно…
Бабушка, я знаю, ты хотела как лучше, чтобы твоя непокорная внучка была под защитой и ни о чем не переживала. Хоть мы и ворчали, но притерлись и даже стали понимать друг друга. Ты не могла знать, что бросаешь меня в лапы хищникам.
И я сделаю все, чтобы отвоевать свое. Золушки с арбалетом не сдаются!»
Закрыла дневник и глянула в окно, за которым раскинулся роскошный сад. Не зря утром по выходным с лопатой бегала, результат радовал сердце любого. Моя гордость!
Жаль, что крысы и голуби не помогали, как в сказках, а прислугу отец всю уволил, чтобы сократить расходы. Тем более по завещанию бабули я должна была помогать по дому.
Замечу, помогать, а не быть служанкой. Но попробуй докажи хоть что-то наследственному поверенному в лице престарелого дедушки-нотариуса.
Прищурилась, вдруг услышав шаги.
По громкому дыханию и стуку костей поняла, что в мою комнату направлялись две тунеядки нашего дома – мои сводные сестры. Отец после смерти матери привел в дом свою «настоящую» семью. Оказалось, что взрослые девушки не чужие, а родные, притом моего возраста. Отец все это время исправно наращивал матери рога.
Преуспел.
Вспомнила нашу встречу и сморщилась. Тогда новоиспеченные родственнички узнали про некоторые мои таланты, бегая по огромной потомственной дворянской территории, перепрыгивая через все преграды, вызывая полицию и нотариуса.
Вот так и познакомились…
Не понимала… Искренне не понимала! И как отец мог мою чудесную маму променять на эту мегеру? Злобную и вечно шипящую грымзу, своими капризами способную довести до бешенства даже святого. И это я не про себя. Куда уж мне? Анжела Олеговна не говорила, а цедила, притом оплевывая своим ядом. С ней можно было общаться, если только в руках держала защитный щит. Например, поднос. Замечу, когда использовала его, она пуще прежнего шипела, перечисляя все мои достоинства.
Дверь в мою комнату ударилась о стену, отдаваясь в моих ушах барабаном. Ну, конечно, почему бы не сломать? Не за их же счет восстанавливать или покупать новое.
– Гром гремит, земля трясется. Ведьмы к Золушке несутся, – вежливо прокомментировала я, стараясь громко, чтобы уж точно услышали.
– Что? – мило пропела Ангелина, высокая и невероятно худая девушка. Когда смотрела на нее, невольно представляла кости и считала их. И это под одеждой, без нее было страшно представлять. Анорексия – ее лучший друг.
– Ты про кого? – воскликнула вечно