Свет гаснет. Найо Марш
дюймом.
Они принялись за дело, отмечая свои действия в сценарии, проработали всю сцену, делая пометки в своих ролях, прошли все движения, собрали воедино все детали.
– Если и существует сцена, которую может полностью уничтожить актер на эпизодической роли, то это именно она. Можно сколько угодно говорить о том, что вы должны совершенно игнорировать призрак, который для вас не существует; однако для этого требуется чертовски серьезное актерское умение. Нам нужно заставить публику принять реальность призрака и испугаться ее. Самый умный из вас, Леннокс, говорит: «Королю поправиться желаем». Когда мы в следующий раз видим Леннокса, он говорит о своих подозрениях Россу. Актер почти незаметно дает нам это понять. Возможно, это будет крошечная пауза перед пожеланием доброй ночи. Теперь вы знаете, кто как двигается. Давайте пройдем все это еще раз для верности, а потом вы уйдете и шаг за шагом продумаете всю сцену, а потом точно определитесь с тем, что именно вы чувствуете и делаете в каждый ее момент.
Когда они ушли, Перегрин занялся сценой с Макбетом и убийцами. Затем сценой с убийством Банко.
– Слушайте! – сказал Перегрин. – Просто прислушайтесь к дару, который предлагает вам эта золотая рука. Последний отблеск заката, приближающееся несчастье.
«На западе едва мерцает свет,
И путник запоздалый шпорит лошадь.
Чтоб до дому добраться. Близок тот.
Кого мы стережем».[20]
А теперь мы слышим стук копыт. Он становится все громче. Потом он смолкает. Пауза. Потом лошади скачут прочь. Появляется Банко с фонарем. Мне нужен очень глубокий голос для этих слов. Прости, – обратился он к Первому убийце, – я отдам их Гастону. Тут вопрос голоса, а не таланта, дорогой мой. Поверь, лишь вопрос голоса.
– Да. Хорошо, – ответил потрясенный убийца.
Они прочли текст сцены.
– Именно то, что мне нужно. Вы увидите, что Сейтон присутствует в обеих этих сценах и с этого момента никогда не отдаляется от Макбета и его дел. Нам очень повезло, что мистер Сирс взялся за эту роль. Он меченосец. Он довлеет над пьесой, как и его громадный меч.
– Это символ грядущей смерти, – раскатистым басом объяснил Гастон. – Его тень становится все более угрожающей по мере того, как пьеса неумолимо приближается к концу. Это напоминает мне…
– Именно так, – перебил его Перегрин. – Пьеса становится все более мрачной. Облегчение наступает в английской сцене. А теперь, – торопливо продолжил он, в то время как Гастон тоже продолжал вещать. Какое-то время они говорили одновременно, а потом Гастон достиг какой-то невидимой кульминации в своей речи, внезапно умолк, пожелал им доброго утра и покинул театр.
Перегрин развел руками.
– Невероятно, с чем мне приходится мириться, – сказал он. – Он актер. Он официальный член актерского профсоюза. Он произнес эту небольшую речь так, что по спине у меня побежали мурашки, и он заставил сэра Дугала и Саймона Мортена биться друг с другом с таким пылом, что меня прошибает пот от этого зрелища. Полагаю, мне придется мириться
«Макбет», акт III, сцена 3.