Девичий паровозик. Григорий Жадько
чувствах.
– Это не здорово Мария Александровна. Откуда вы это после двенадцати одна возвращаетесь.
– Вам ли не знать Миша.
– Ну что делать. Пойдемте обратно. Прокрадемся как мышки. Авось наш полицейский не заметит.
– Давайте попробуем. А что делать.
– Здоровье то как?
– Лучше намного. А как испугалась и вообще забыла про него.
Обратный путь мы проделали в два раза быстрей. Подходя к дому, мы пошли осторожней, и зашли крадучись. Я зажег керосиновую лампу, трехлинейку. Винтовка трехлинейка, лампа трехлинейка. Мне как оружейнику были так знакомы эти размеры 7.62 мм, калибр ствола и ширина фитиля. Даже мой наган был подстать. Вставив стекло, я подкрутил фитиль наполовину, что бы огонь был поменьше. Предварительно, мы договорились в доме не разговаривать.
Я помылся в кадушке и принес ей смоченное полотенце. Пока я ходил, девушка, раздевшись, быстро юркнула в постель. Это было сделано так быстро, что я даже толком не успел насладиться прелестями молодого женского тела. Только розовые пятки сверкнули. Мне удалось, захватил только конец этого действа. Я подошел к кровати и подал ей полотенце. Она, лежа тщательно протерла губы, лицо руки. Я с интересом взял висевший на спинке черный корсет с белыми вставками по бокам. Это был обычный корсет, что поддерживает женскую грудь и заканчивается в области низа живота. Широкий пояс, был укреплен жесткими вставками из китового уса и шнуровкой. Он еще пахнул ее теплом, молоком и еще чем-то терпким необъяснимо волнующим. На уровне груди и понизу в районе бедер, были приторочены светлые ажурные ленты, с мелкой просечкой сшитые в виде бантов. В стянутом виде он имел силуэт песочных часов. Увидев мой интерес, Маша легонько вырвала его у меня из рук и сунула себе под подушку. Я недовольно покачал головой. Она, тоже сделав большие глаза, покачала в ответ и, зажав рот, чуть не прыснула смехом.
После долгих прогулок мне захотелось подкрепиться. Я жестами показал ей накинуть что-нибудь и присоединиться ко мне. Она отказалась только показала рукой на яблоки. Я принес ей в постель одно, а сам налил себе три четверти стакана хереса и сделал пару бутербродов с ветчиной и подсохшим сыром. Маша, показывая на вино, негодующе повертела головой у виска. Я отмахнулся. Херес пошел прекрасно. Я сделал еще один бутерброд. Она сложила руки ладошками, и приставила к уху, поторапливая меня, что бы я быстрее заканчивал и шел спать. В это самое время послышались вначале не ясные, а потом все более четкие звуки шагов. Кто-то медленно прошел под нашими окнами. Шаги остановились у нашей двери. У Маши от страха глаза сделались очень большими. Она почти с головой ушла под одеяло. Я неторопливо вытащил наган, легонько большим пальцем катнул барабан, проверив патроны, но не стал взводить его. Было около часа ночи. Кто-то упорно стоял у нашей двери и видимо прислушивался к тому, что происходит в комнате. Наконец крыльцо заскрипело, и кто-то осторожно постучался. Я взял со стола лампу и подошел к двери, второй рукой сжимая наган.
– Кто там?
– Это я. Аделаида Алексеевна! – Раздался