Капкан для лисицы. Ханна Ник
поэтами сережки, остренькими кинжальчиками проклюнулась на газонах изумрудная травка, мать-и-мачеха веснушками запестрела повсюду, на цивилизованных клумбах расцвели цивилизованные первоцветы – крокусы, примулы, чуть позже – и тюльпаны с нарциссами.
Весна. Небо ясное. Птицы гомонят. Коты шмыгают, устраивают под окнами вдохновенные душераздирающие концерты… Девочки со следами юношеских прыщей на щеках и явными признаками авитаминоза обрядились в короткие курчонки и облегающие джинсики.
…Ольгу, наконец, перестало тошнить по утрам (равно как и вечерам), к ней вернулся аппетит и она начала медленно, но верно поправляться (во всех смыслах).
И это было хорошо. Это было главным, следовательно, прочее – реакция родни Верескова на его (можно сказать – спонтанную) женитьбу – второстепенным.
Ох, это обычное людское ханжество… Встречаться с девчонкой, по возрасту годящейся в дочери, он мог, но жениться на этой девчонке? Ох, как неразумно! "Неразумно", поджав губы, заявила его мачеха, которая все никак не могла пристроить замуж свою двадцатитрехлетнюю дылду (сводную сестру Верескова).
Отец только крякнул, увидев Ольгу.
– Седина в бороду, бес – в ребро? Нашел лолитку… небось Митькина ровесница?
Вересков, ощущая себя в этот момент едва ли не провинившимся школяром, промямлил, что процесс взросления у девушек все-таки значительно ускорен, да и Ольга на три года старше Дмитрия, как-никак…
Отец только рукой махнул.
– Да ясно, на что ты повелся… на длинные ножки и ясные глазки… – а потом вдруг улыбнулся, непривычно мягко, – Ну что ж… может, детишек она тебе нарожает таких же красивых и не таких раздолбаев как Митька…
Сводная сестра Верескова, несмотря на то, что должна была, как водится, испытывать в отношении Ольги ту неприязнь, что испытывают дурнушки к бесспорным красавицам, неожиданно нашла с его Олененком общий язык. За ту неделю, что отец гостил у него со своим семейством, они почти подружились (или даже без "почти"). Отец тоже посматривал на Ольгу с добродушным снисхождением, называя ее "пичугой" (за глаза). Лишь мачеха откровенно неприязненно поджимала губы (да что с нее взять, мачеха есть мачеха, никогда у нее с пасынком не было теплых отношений… правда, откровенно враждебных – тоже).
И еще не понравилась Верескову реакция его сына – уж слишком долго Митька не сводил с Ольги глаз, краснел, отвечал невпопад… Что-то раньше Вересков за своим довольно нагловатым отпрыском подобной стеснительности не замечал.
После его отъезда он осторожно поинтересовался мнением Ольги о своем сыне.
Та спокойно пожала плечами.
– Нормальный мальчик, рафинированный маменькин сынок… Ой, прости, я тебя обидела?
Он только вздохнул.
– Кто ж на правду обижается…
* * *
– Что-то не так, ангел?
Короткий взгляд исподлобья, и опять глаза под сенью ресниц.
– С чего ты взял? Я же сказала – все в порядке…
– Точнее, соврала. А врать ты не умеешь абсолютно. Так что присаживайся на диван, вот