Лампа разыскивает Алладина. Дарья Донцова
значит, усекла?
– Выздоровеет?
Незнакомка нахмурилась.
– Тут не бюро прогнозов. Мы делаем все от нас зависящее.
– Она меня слышит?
– Аллочка, – крикнули из коридора, – восьмой где?
– В седьмой, – откликнулась Алла и повернулась ко мне. – Говорят, что в таком состоянии человек не воспринимает окружающий мир. Только…
– Что? Ну скажите, – взмолилась я.
Алла посмотрела на Лялю.
– Сколько лет в реанимации работаю, а привыкнуть не могу. Другие спокойные, обращаются с больным словно с табуреткой. А я не научилась, жалко всех до слез. Это очень плохое качество, оно в нашем отделении лишь мешает. Слышит ли она тебя? Если почитать учебник, то там написано: нет. Но ведь не все же тут умирают, кое-кто выкарабкивается и потом о своих ощущениях рассказывает. Знаешь, часто говорят: «Лежу, пошевелиться не могу, руки-ноги не действуют, глаза не видят, но уши слышат». А еще у нас доктора первоклассные, в особенности один, Алексей Иванович. Знаешь, что он родственникам предлагает, когда больной в себя не приходит?
«Сядьте, – говорит, – около, возьмите за руку и просите: «Мама, папа, бабушка, любимый, дорогая, не уходите от меня, не бросайте…» Раньше говорили «отмолить» несчастного у бога, а вы упрашивайте человека вернуться. Если захочет – останется!»
– И срабатывает? – прошептала я.
Алла кивнула.
– Случается. Иной раз такие встают, только диву даешься. Живого места не было, надежды никакой, а выкарабкался. Наверное, и впрямь слышат.
– Можно мне с Олей поговорить?
Алла качнула головой, потом открыла шкаф, стоявший у двери, вытащила оттуда бахилы, круглую шапочку из прессованной бумаги и довольно длинный халат из такого же материала.
– На. Только надолго не оставлю.
Я нацепила одеяние, пододвинула к койке железную табуретку, выкрашенную белой краской, взяла Олю за тонкую руку и вздрогнула. Кожа у Ляли оказалась холодной, липкой, словно чешуя заснувшей рыбы.
– Олечка! Очнись! Пожалуйста, посмотри на меня!
Серо-желтое лицо осталось неподвижным.
– Лялечка, ты нужна нам!
Никакой реакции.
– И Гене, – вырвалось у меня, – ну как он без тебя жить станет? Маленький, беспомощный, такому мама просто необходима, да и взрослому она понадобится.
Губы Оли дернулись.
– Ты меня слышишь?
Ноздри тонкого носа вздрогнули.
– Все будет хорошо. Тебя лечат лучшие врачи. А Гена дома, – бойко частила я, – он совершенно здоров, веселый, счастливый. Геночка ждет маму, ты обязана поправиться, Генуся…
– Лампуша, – прошелестел тихий голос Кати, – не надо, она в коме.
Я повернула голову.
– Нет, Оля слышит, у нее губы шевелятся.
– Это рефлекторные подергивания.
– Ты не права! Ляля реагирует на имя Гена.
– Поехали домой!
– Мы оставим ее тут? Одну?
– Лампуша! Олечка в реанимации, здесь круглосуточный уход, – ласково сказала Катя.
– Но…
– Увы,