Смерть под куранты. Валерий Шарапов
в этой ситуации сделать, – это наклониться к Максу:
– Я бы на твоем месте не оставлял жену одну. Сбегай наверх!
– У нее давление от духоты падает, – с рассеянным видом пожал плечами журналист. – Не в первый раз.
– И все же… Я бы проконтролировал… Шевелись!
Видимо, во взгляде Корнейчука было что-то такое, что заставило бывшего одноклассника встряхнуться и без лишних вопросов подчиниться. Валентина буквально повисла у Стаса на руке, когда он невозмутимо направлялся к гардеробу.
– Не устраивай сцен, Валюша, – сквозь зубы твердил он ей, – я не настаиваю, чтоб ты со мной покидала это… место. Можешь благополучно остаться, хотя не советую! A я для себя не вижу…
Поднялся неодобрительный гул, многие повскакивали с мест. Мила Снегирева залепила мужу пощечину:
– Видишь, что ты натворил!
К Стасу подбежал Лёвик с фотоаппаратом:
– Думаю, Стас, поспешных решений принимать не следует. Ты ведь насолишь не только ему, но и всем нам. Мы-то в чем виноваты?
– Ты это серьезно? Может, мне набить ему морду, а ты бы запечатлел этот исторический бой для потомков? Если ты настаиваешь, я не против. Вот это будет кадр!
– Зачем так утрировать, батенька? Считаешь, я на такое способен?
– Почему бы и нет? Помнишь, как в «Бриллиантовой руке»: «Каждый человек способен на многое, только не каждый знает – на что».
Лёвик вдруг посмотрел на фотоаппарат, который держал в это время в руках, потом с горячностью заговорил:
– Ты очень плохо обо мне думаешь, Стас. Считаешь, что я охочусь за жареными фактами и ради них готов переступить черту, за которой – потеря человеческой совести, чести, достоинства… A ведь это главное!
Слушая Лёвика, Стас поймал себя на мысли, что говорившему явно не хватает трибуны, зала, кумачовых полотен, аплодисментов. Не потому, что фотограф обладал ораторским искусством, а из-за постоянного брежневского причмокивания.
Чуть больше года страна жила без старого генсека, новый – Андропов – пока никак не вписывался в стереотип «Дарагого Леонида Ильича». И речитатив Лёвика лишний раз напоминал о недавно ушедшем Брежневе, с кем пролетели безмятежная романтическая юность и авантюрная горячая молодость всех присутствующих.
Когда Лёвик начинал волноваться, чмоканье становилось более сочным, насыщенным, словно речь генсека крутили в ускоренном режиме.
Я как чувствовал!
Вдруг наверху раздался грохот, и все вынуждены были обернуться. С верхних ступенек лестницы как-то неестественно свешивались патлы Макса. Первой сориентировалась Валентина – врач всё-таки – и кинулась к лежащему на лестнице журналисту.
Склонившись над ним, она довольно быстро поставила диагноз:
– Обморок, нужен нашатырь! Мила, Антон, в доме есть аптечка, надеюсь!
Пока хозяева искали лекарство, которое вернет к жизни обморочного больного, Стас просчитал ситуацию чуть дальше. Проскочив мимо жены, тщетно пытавшейся шлепать лежащего по щекам, он через несколько секунд