.
когда человек работает как каторжный, как работают эти девушки, у него нет времени придумывать преступление и нет сил осуществить его. А почему ты спрашиваешь?
– Кое-что было сказано сегодня за чаем. Об их «единственном преступлении». Что-то имеющее отношение к постоянно испытываемому голоду.
– Ах это! – Выражение лица Генриетты прояснилось. – Кража пищи. Да, время от времени мы сталкиваемся с этим. В любом обществе вроде нашего всегда найдется кто-нибудь, у кого недостает сил противостоять искушению.
– Ты имеешь в виду пищу из кухни?
– Нет, из комнат студенток. Такое преступление совершают Младшие, и обычно все это проходит само собой. Понимаешь, это не признак порочности. Просто слабая воля. Студентка, которой и в голову не придет взять деньги или какую-нибудь безделушку, не может устоять перед куском пирога. Особенно если это сладкий пирог. Они расходуют так много энергии, что их тело просто кричит, прося сахару; и хотя их никто не ограничивает за столом, они всегда голодны.
– Да, они очень много работают. А скажи, пожалуйста, какая часть из принятых заканчивает курс?
– Из этого набора, – Генриетта кивком указала вниз, где группа Старших брела через двор к лужайке, – заканчивают процентов восемьдесят. Это примерно средняя цифра. Те, кто отсеивается, отсеиваются в первом семестре, ну, может, во втором.
– Но ведь не все, правда же? В такой жизни, как эта, бывают, наверно, несчастные случаи?
– О да, несчастные случаи бывают. – Генриетта отвернулась от окна и стала дальше подниматься по лестнице.
– Эта девушка, место которой заняла Тереза Детерро, с ней произошел несчастный случай?
– Нет, – ответила Генриетта коротко, – у нее был упадок сил.
Люси, поднимаясь по ступеням в кильватере за широкой спиной своей подруги, узнала этот тон. Таким тоном Генриетта-староста обычно заявляла: «И смотрите, не сметь бросать галоши посреди раздевалки». Дальнейшее обсуждение не допускалось.
Генриетте, как следовало понимать, не хотелось, чтобы о ее любимом колледже думали как о Молохе. Колледж был широкими вратами в будущее для молодежи, заслуживающей этого; а если один или два человека видят в этих вратах скорее опасность, чем открывающуюся перспективу, – жаль, конечно, но на строителях врат это никак не отразится.
«Как в монастыре, – сказала Нэш вчера утром. – Нет времени подумать о внешнем мире». И это было правдой. Мисс Пим видела их распорядок дня. А накануне вечером, когда все шли на ужин, она видела, что обе дневные газеты лежали на студенческом столе нераскрытыми. Но ведь женский монастырь – это мирок не только узкий, но и очень спокойный. Без соперничества. Уравновешенный. А в этой сверхбеспокойной, дико напряженной жизни не было ничего от монастыря. Разве только погруженность в собственный мир, узость.
Да и был ли так уж узок этот мир, думала мисс Пим, с интересом глядя на собравшихся в гостиной. Если бы это был колледж иного типа, собрание было бы более однородным. В научном колледже оно состояло бы из ученых, в теологическом – из богословов. А в этой