Пионерский гамбит. Саша Фишер
каким-нибудь атташе в какую-нибудь Камбоджу? И дальше по карьерной лестнице? Или отпрыск партийного босса, уже примеривший на себя костюмчик члена политбюро?
– Понял, – сказал я и кивнул. – Но все равно спасибо. Драться я не люблю, хоть иногда и приходится.
– Нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить переговорами, товарищ Крамской, – с тонкой ноткой превосходства заметил Верхолазов. – В нашем возрасте уже давно пора это знать.
И тут я понял, что этот парень нравится мне гораздо меньше, чем Мамонов. Даже захотелось ему врезать. Надо же, какой умный!
Но я на всякий случай захлопнул рот и принялся развязывать шнурок на своем рюкзаке. Надо же было изучить, что там у меня за личные вещи, чтобы потом не метаться судорожно в поисках каких-нибудь кед.
Сверток с едой я отложил на потом, в конце концов вряд ли мама именно там спрятала пионерский галстук или, скажем, спортивные трусы.
Итак. Беглая инвентаризация показала, что у меня имеется парадная пионерская форма, спортивный костюм, синий с белыми лампасами и белой же молнией, умеренно использованный, явно не новый. Носки, сколько-то пар. Еще одни кеды, близнецы тех, которые на мне. Пижонские шорты из обрезанных выше колен джинсов. Вытертых до почти белого цвета. Что-то мне подсказывало, что когда-то их носила мама, а когда заносила до дыр и собралась выбрасывать, я, в смысле оригинальный Кирилл Крамской, выпросил их себе. Так, тут понятно – мыло в мыльнице, зубная щетка в чехле для зубной щетки и зубная паста «Клубничная». Мочалка и два побитых жизнью полотенца – чуть побольше, зеленое в махровую крапинку, и чуть поменьше, тоже махровое, один угол истерся до ремков. Ну, понятно. Не давать же сыну в лагерь новое-нулевое, все равно изнахратить или потеряет.
Так, а это что еще? Ага. Толстая тетрадка, наполовину исписанная. И пенал… Я потряс пластмассовый параллелепипед с выдвигающейся линейкой вместо крышки. Внутри явно карандаши и ручки. Ладно, потом разберемся, что там за тетрадка.
Шуршащая чуть ли не до визга курточка с капюшоном. На самом дне – вязаный свитер в сине-красный ромбик и шуршащая до визга ветровка с капюшоном веселенькой сиреневенькой расцветки. Тоже, похоже, перешитое из старого маминого плаща. Я отложил его в сторонку и понадеялся, что дождь будет идти не очень часто. И дело даже не в том, что в этом полупердончике я буду выглядеть как гламурная киса с каких-нибудь дальних Черемушек. Просто от звука этого материала меня передергивало, как будто кто-то пенопластом по стеклу водит.
Откуда-то снаружи раздался голос Анны Сергеевны. Я по-быстрому скидал часть вещей в тумбочку, часть побросал обратно в рюкзак. Тетрадку на всякий случай на видное место класть не стал. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь любопытствующий упырь ее стащит, а потом все будут ржать над тем, что там написано, а я даже не прочитал пока.
Что еще? Я бросил взгляд на Верхолазова. Тот тоже закончил раскладывать свои вещи, опустил чемодан под кровать и теперь перестилал кровать, начиная с простыни. А, ну да. Должен быть порядок! Заморачиваться